совершенно нестандартное, чтобы надеть сегодня вечером и завтра?
– У меня есть два платья, которые я здесь еще не надевала. – Агата помедлила. – Я… я решила их приберечь. Одно газовое, черное с серебром. Серебристая бабочка приколота на плечо, и вторая такая же для прически.
– О-о, наденьте его сегодня! – пылко воскликнула Эмили. – Когда спуститесь к ужину, будете выглядеть такой… такой новой! Всегда считала, что блондинка, впервые вдруг представшая в черном, – это в своем роде новое рождение. Хотя рождение – не совсем подходящее слово. Просто наденьте это платье!
И леди Агата послушалась. Эмили Фокс-Ситон зашла к ней в комнату перед ужином, чтобы помочь добавить последний штрих к образу. Она предложила зачесать светлые пряди повыше и более небрежно, чтобы казалось, будто серебристая бабочка распростерла трепещущие крылышки над головой и парит в воздухе. Напоследок Эмили сама приколола вторую бабочку на плечо, отступила на шаг, чтобы окинуть девушку взглядом, и воскликнула:
– О-о! Чудесно! Позвольте мне спуститься на минуту раньше, чтобы видеть, как вы входите в зал!
Эмили сидела в кресле поблизости от лорда Уолдерхерста, когда появилась ее подопечная, и заметила, как глаза маркиза вспыхнули. Вот оно, «новое рождение»! Уолдерхерст даже монокль уронил – пришлось подхватить его за шнурок и водрузить на место.
– Психея![3] – воскликнул маркиз сдавленным голосом. Это прозвучало больше как утверждение, чем как оценочное суждение. – Психея!
Маркиз не обращался ни к Эмили, ни конкретно к кому-либо другому. Просто реплика знающего и проницательного ценителя, без намека на восторг, что было любопытно. Лорд Уолдерхерст почти весь вечер разговаривал с Агатой.
Перед сном Эмили зашла к подруге.
– Что вы собираетесь надеть завтра на праздник?
– Белое муслиновое платье с кружевными вставками, шляпку из марлевки, белые туфли и белый зонтик от солнца.
Леди Агата немного нервничала; даже щеки порозовели.
– А завтра вечером? – спросила Эмили.
– Палево-голубое. Не желаете присесть, мисс Фокс-Ситон?
– Нам обеим пора в постель. Вам необходим отдых.
И все же Эмили присела на пару минут, потому что Агата взглядом умоляла ее задержаться.
С вечерней почтой пришли вести с Керзон-стрит – более удручающие, чем обычно. Леди Клэруэй не знала, что предпринять, и ее душевное состояние граничило с истерикой. Портниха подала иск. Этот факт, несомненно, попадет в газеты.
Если не случится чудо, которое предотвратит скандал и спасет нас, все отправимся в Касл-Клэр. А значит, все будет кончено. Невозможно вывести девушку в свет, когда распространятся подобные слухи. Они не любят такие слухи.
Под «ними» подразумевались люди, мнение в Лондоне которых было равносильно закону.
– Отправиться в Касл-Клэр, – запинаясь, проговорила Агата, – все равно
Психея – олицетворение души в греческой мифологии. Часто изображалась в образе бабочки.
