сказал я.
Каренца шумно вздохнула и покачала головой. Но отец только наморщил лоб.
– Папа, почему тебе нужно продолжать работать в лавке, даже когда ты отрезал себе палец? Там Джованни. Там Пьеро.
– Джованни умеет продавать, но не умеет резать. Пьеро едва отличает овцу от… верблюда. Ни один из них не умеет видеть, Нино. Они не чувствуют. Ты что, не слушал? Это же не просто мясо – это целый мир.
– Именно об этом я и пытаюсь тебе сказать: кухня – тоже мир! – Мой голос звучал громче, чем я намеревался. – Это место, где живу я, единственное место, где я хочу жить!
Тут, побежденный смущением и стыдом, я выбежал вон.
Папа пришел ко мне в комнату позже. Начинало смеркаться, и я сидел посреди пола на своем вытертом турецком половике, стараясь не думать о запахах, наплывающих из окна: внизу, у Берарди, готовился кусок баранины, пролежавший в кладовой дня на два дольше нужного, а через улицу тушилась вяленая рыба, и в нее нужно было положить побольше чеснока и поменьше розмарина.
– Каренца говорит, ты весьма хорошо готовишь, – сообщил отец, подходя к окну.
Я знал, что он не может ощущать запахи вещей так же, как я, что он просто смотрит на голубей на крыше напротив.
– Похоже, ты можешь приготовить любое блюдо, которое умеет делать она. Я и понятия не имел. На самом деле она говорит, что никогда не пробовала такой еды, как твоя.
– Скажи ей, что я извиняюсь. Я больше не побеспокою ее.
– Нет-нет. Каренца полагает, что у тебя настоящий талант. Твоя мать тоже так думала.
– Правда?
– Не удивляйся. Мы разговаривали, я и твоя мать. Довольно часто. – Он выдавил слабую улыбку, и вот тогда я впервые осознал: он действительно любил ее. – Ты не хочешь поработать со мной в лавке?
– Что, сейчас?
– Нет, я имею в виду – каждый день. Я валандаюсь с Пьеро, как с мешком репы. А от тебя был бы толк.
– Не думаю, что мне стоит этим заниматься.
– Ты хочешь сказать: «Я не хочу».
Я пнул складку вытертого коврика:
– Нет, папа. Я буду хуже, чем Пьеро. Если я тебе кое-что скажу, обещаешь, что не будешь сердиться?
– Ладно.
– Мне нравится в лавке. Мне нравится работа…
– И ты хорошо ее делаешь, Нино. Честно. Ты же знаешь, я не говорю неправды.
– Спасибо, папа. Но я бы действительно стал плохим мясником.
– Я так не думаю! Почему бы?
– Потому что меня занимает только то, что происходит с мясом, когда его готовят! – выпалил я. – А работа мясника, она вся про… Ты имеешь дело только с продуктами!
– Конечно, Нино! И ничего в этом плохого нет.
– Да, но когда ты продаешь кому-то кусок мяса – телячью грудинку, скажем, – ты же, наверное, думаешь: «Какой отличный кусок мяса
