«давление» вернулось в норму, а шелест нитяного занавеса остался позади, Эрни открыл глаза и глубоко и шумно вдохнул. Прихожая, действительно, была та же самая, и куртка, шапка и ботинки были там же, где он оставил их.
Запах леса заметно ослаб, а вот из подъезда тянуло жареной картошкой, и пустой желудок Эрни снова подал голос.
Он взял в охапку одежду и ботинки и, теперь уже смелее, раздвинул нити занавеса. Перед ним не было ничего, кроме тумана, на этот раз светившегося зелёным. «Почти как в фильмах ужасов», – вслух сказал Эрни и рассмеялся: зеленоватый туман не внушал ему страха, наоборот, он заманчиво пах свежезаваренным чаем, пряниками, чем-то печёным и благородным деревом. Здесь не было ни верха, ни низа, ни потолка, ни стен, только зеленоватая мгла, безотносительно существовавшая сама по себе.
Эрни отступил на пару шагов, снова зажмурился, и представил комнату, в которой должен оказаться: кровать в нише, кресло, камин, гамак и стол, Тома, суетящегося возле печки; затаив дыхание, шагнул сквозь занавес, и очутился в лесном доме.
Том действительно сидел на корточках возле печки, придерживая сквозь сложенное в несколько раз полотенце противень, тыкая вилкой в пирог с румяным боком, пахший чем-то восхитительным, но ещё сыроватым.
Возле той двери, что вела в заснеженный лес, тоже стояла вешалка для одежды, имелась полочка для обуви (доска, втиснутая между брёвнами сруба) и маленький стул с кривоватыми ногами. Эрни наскоро втиснулся в ботинки, не зашнуровав их, накинул куртку, не застёгивая, и осторожно отодвинул тяжёлый дверной засов.
Старая дверь распахнулась сама, бухнув о полку возле окна, и морозный воздух улицы и тепло из недр дома, столкнувшись, завихрились паровым облаком. Эрни осторожно прикрыл дверь и сбежал по заснеженным ступенькам в белоснежный сугроб, провалившись в снег по колено.
Воздух заполнял лёгкие как ледяная вода, обжигающе живая.
Эрни сделал несколько больших шагов, как будто бредя через снежное озеро навстречу ветвистому берегу, и оглянулся.
Снаружи дом походил на миниатюрный терем с красивым крыльцом, освещавшимся фонарём, возраст которого было трудно определить на глаз. Точнее, это был как бы кусочек терема, торчащий из зеленоватой дымки. Границ этого густого изумрудного тумана не наблюдалось: он был везде, от земли до неба, на востоке и западе. И Эрни снова поймал себя на мысли, что его это совершенно не пугает.
Он отвернулся от дома и тумана, и побрёл по заснеженной поляне, как будто погружаясь в снежное озеро. Казалось, что лес совсем близко, но Эрни брёл и брёл, проваливаясь глубже и глубже, а деревья, оранжевые глаза-блюдца совы, шорохи, шум крыльев, топот лап, оставались всё так же неумолимо отделены от него пространством снежного озера. Эрни хотелось дотронуться до ствола старого высокого дерева, позвать белку, заглянуть в оранжевые глаза, покачаться на упругих ветвях молодой пихты, но он так устал, ужасно устал, смертельно устал…
Тонкий серебристо-холодный серп месяца падал и падал куда-то вниз, подпрыгивая
