до боли закусил губу. Боль – лучший способ прийти в себя.
Я погибну, если не одолею врага. Я погибну, если одолею его.
Касс ударил меня наотмашь, по-девичьи, тупым концом скимитара. Такой удар не сломает костей, не порвет стеганку и не оставит синяк…
Моя керчетта не встретила врага. Слабый удар не высек даже искры. Я отшатнулся и услышал глухой стук.
– Ой! – вскрикнул Касс.
– Два к трем! – заорали с помоста.
Я смотрел на меловое пятно у правого плеча. Хуже крови. Через вой и крик с трибун я еле разобрал смотрителя:
– Излом повержен!
– Простите, простите, – отчего-то тараторил Касс, протягивая мне раскрытую ладонь. – Но как?.. Вы же…
Я не помнил, что ответил тогда. И сказал ли вообще хоть что-нибудь. Я покинул манеж с клинками наголо. Никто меня не остановил. Даже Вард.
На улице Привозов торговали толстолобиком, несло топленым жиром, веселилась детвора. Чужой край.
Меня обходили стороной. Руки устали тащить оружие. Я не сразу убрал керчетты в ножны. Не было радости, что я вышел на улицу при клинках, хоть за две недели я касался их только в долбаном цирке.
Через три поворота на перекрестках я понял, что забирать оружие не было нужды.
Я проиграл.
– К супу – хлеб! – зазывала девочка лет семи. – К хлебу – суп!
Я брел по улице, глядя под ноги. Кажется, я здесь уже проходил сегодня. Полчаса назад? Утром? Воздух казался тяжелым, я не мог надышаться – будто забил легкие песком.
Не помнил, куда шел. Вперед. Подальше от манежа. Подальше от…
– Ай! – крикнуло что-то передо мной.
Я услышал треск ткани. Под сапогом оказался грязный подол платья. Я подвинул стопу, выпуская чужую одежду. Поднял голову. Бордовый шелк, вышивка, золотая нить, сборки под корсетом, бежевые кудри и аккуратное белое личико.
– А, – я попытался извиниться, но слова застряли в горле.
Через прорези в шлеме я увидел, возможно, единственную красивую женщину Воснии. Уголок ее нежных губ с двумя родинками шевельнулся и…
– Слепая скотина!
Она замахнулась крохотной ладонью, будто та была клинком, а я не носил доспехов. Бам! Ребро ладони ударило меня по шлему с самого низа – у шеи. Куда уж дотянулась.
– Чтоб ты издох, падаль! Мой отец тебя распотрошит, свинья! Ты будешь хрипеть и плеваться кровью, пока не…
Долбаный город.
Я стащил шлем, подул на растрепавшиеся волосы и огрызнулся:
– Ему бы поспешить! Зовите, смелее. Я подожду!
Хамка заморгала, приоткрыла рот. Захлопнула его, вытянула губы в тонкую нить. И почему-то совсем замолчала.
Под ребрами все горело. Нет, ну до чего сволочь! Хоть бы кто в Воснии оказался хорошим человеком. Манеж, стойло для скота – кругом одни животные. И я, и я не…
Лицо воснийки начало расплываться. Что-то коснулось моей щеки. Я еще раз моргнул. Шмыгнул носом, резко отвернулся и вытер лицо грязным
