вчерашнего концерта. Пожалуй, пора было за него вступиться.
– Послушайте, давайте не будем смотреть, как он ест? – обратилась она ко всем. – Ему же неловко.
Манкузо в обеих комнатах разом затрещали на двух языках, уверяя, что ей не о чем беспокоиться.
Справившись со второй котлетой и двумя кусками хлеба, Томас помахал салфеткой над головой:
– Я сдаюсь. Не судите строго. Все очень вкусно, просто я не привык к такому сытному ужину. Мама любит варить суп, но не в таких же количествах.
– Так вот почему ты такой тощий! – посочувствовал дядя Майкл.
Посмотрев на Аннализу, Томас героически добавил:
– Но место для десерта я оставил.
Аннализа упорно не отводила от него глаза. Томас так пристально на нее смотрел, что это почти походило на соревнование.
– Вот это другое дело, – одобрила Nonna. Она хлопнула в ладоши, и половина Манкузо, включая Аннализу, встали из-за стола и начали убирать тарелки.
Аннализа принесла из кухни поднос канноли и банку вишни. Кто-то прибавил звук на граммофоне в честь десерта, и Марио Ланца громко запел Night and Day.
Аннализа положила два канноли на тарелку и посыпала их сочной вишней.
– Nonna каждый год настаивает вишню на виски и закатывает в банки, – пояснила она и, понизив голос, добавила: – Можно даже опьянеть, если съешь побольше.
Томас потер лоб.
– По-твоему, это нормально – так объедаться?
– Так бывает каждую субботу. Приходи завтра в гости доедать.
Едва договорив, она пожалела, что нельзя взять свои слова обратно.
– Я в деле, – тут же согласился Томас.
Неужели он никогда не сдастся?
Сжалившись, Аннализа посоветовала:
– В следующий раз сначала откусывай понемногу. Не торопись.
– Теперь-то я понял, – ответил Томас и поднял брови: – Погоди-ка, ты имеешь в виду, что мы обедаем не в последний раз?
Аннализа покачала головой и скорчила гримасу.
– Я и сама не знаю, что имела в виду.
И правда, она еще никогда не попадала в такую переделку. Робкий голос из глубины сознания подсказывал, что такие люди, как Томас, встречаются редко, и будет глупо не попробовать, что из этого выйдет. Но другой голос гораздо громче кричал: «Разве ты не помнишь, как поступил отец с твоей матерью?»
Пока Томас сражался с канноли, Nonna не отходила от него ни на шаг. Он сравнялся по цвету с ванильной начинкой пирожных. Родня Аннализы явно гордилась его героизмом и даже готова была его принять. Если бы Нино привел домой не чистокровную итальянку и католичку, а кого-то еще – его бы пристрелили на месте.
Когда все наперебой стали прощаться с Томасом в гостиной, Аннализа вспомнила, какое это счастье – иметь такую большую семью, и, хотя девушка частенько забывала о своем везении, сейчас она сполна ощутила их любовь и поддержку. Если бы родные не окружили ее любовью, неизвестно, как бы она справлялась после смерти родителей. Ей вспомнилось, как Nonna тогда сказала в июле: «Он был моим
