и сказал:
– Аська. Погоди, Аська…
Но сиденье было пусто, там остался только рюкзак и разряженный телефон.
– Ну чего ты сидишь, – сказала Саша. – Теперь-то чего ты сидишь.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 июля, 02:08
Как ни странно, кроме маленького таксиста, который все так же ничком лежал на руле, подложив под голову скрещенные руки, больше вокруг так никто и не заснул. Может, из-за жары или из боязни пропустить что-нибудь важное – например, появление спасателей или какое-нибудь объявление, переданное по рядам, – а может быть, просто напряжение последних часов не успело еще выветриться и мешало спать. Так же ярко, по-дневному горели лампы на потолке, и три длинные ленты неподвижных машин напоминали три замерших на станции поезда, у которых по какой-то непонятной причине затянулась остановка, а люди, бродившие между рядами, – бессонных пассажиров, которым до смерти надоело уже сидеть в вагонах, но далеко отойти тоже нельзя – на случай, если послышится свисток и поезд тронется.
– Я не буду здесь, – говорила как раз пухлая розовая патриотова дочка, – не буду!
– Ну смотри, вот, я двери открыл, – сказал Патриот, и по лицу его, снова свекольно-красному, ясно было, что говорит он это не в первый раз и даже не во второй. – Видишь? Открыл я тебе двери, вот, между ними сядь, и всё, и не увидит никто!
– Ага, не увидит, а спереди?
– Да загорожу я тебя спереди! Вот так встану, смотри, и загорожу!
– Нееет!
– Ладно, не я, мама тебя загородит! Я вообще уйду, вот, ухожу!
– Все равно будет видно! Из-под низа будет видно!
– Да нужна ты им, смотреть на тебя, вот всем, блин, интересно! Кать, нуты ей скажи!
– Не ори на нее!
– Ну пускай в штаны тогда дует! Сортир я вам тут, что ли, построю? Нечего было «Миринду» тогда хлебать, до дома бы потерпели!
– Нечего? А когда ей жарко! Сам два литра высосал, а ребенку нельзя?
– Маааам! Мама!
Чуть в стороне от трех старших сердитых Патриотов стоял румяный шестилетка – безмятежный, несонный и даже веселый, – и с видимым удовольствием ковырялся в носу. Возле заднего колеса УАЗа желтела маленькая лужица – свидетельство его неожиданного и тем более замечательного превосходства над сестрой.
– Пошли, – сказала Ася и взяла розовую девочку за пухлое запястье, перетянутое тремя тугими бисерными нитками. – Ну чего ты, пойдем. Там в конце никого нету, никто не увидит.
Девочка вырвала руку, спрятала за спину и замотала головой. Щеки у нее пылали, совсем как у ее отца, нижняя губа была упрямо выпячена.
– Ага, не увидит, – сказала она, – а если кто-нибудь придет!
– Не придет, – сказала Ася. – Я покараулю. А потом ты меня. Давай?
– А я с вами пойду, – сказала жена-Патриот. – Мне тоже надо.
И взяла дочь за вторую
