дразнить и у него не сложится личная жизнь. Когда в медсестринской больницы она сдерживала крик наслажденья, когда она только зачала его, она поклялась себе и Богу, что будет любить его так, как никого другого, и сделает всё, чтобы уберечь его от взбалмошного мужа. Но со временем она заметила, как Фёдор, от прямого влияния которого Женя защищён ею, проступает в нём изнутри, через гены. Мальчик пошёл в отца. Красивый, худощавый, безудержный до самозабвения. Учился средне, с долей любопытства и старания. Курить начал с одиннадцати лет и, хотя много раз был за это наказан, не бросил. Мать опасалась, что он пристрастится к алкоголю, но он возненавидел пьянство, наглядевшись на пьяного отца. Ещё он не терпел несправедливости по отношению к слабым. Между тем, у него был холодный, гибкий ум.
– Ох уж эти женщины! – Фёдор Андреевич переключил передачу. – Когда я попал в больницу, с грыжей, а потом и простудился, как она мне делала уколы пенициллина! И выпивку помогала достать. Тогда уже я понял, Варя, что непременно женюсь на тебе. Но я что хочу сказать? Что, несмотря на все мои уговоры, и даже угрозы, мамка не отказалась… Ты понимаешь, Женька? …Не отказалась колоть чужие задницы!
– Так, Фёдор, давай не будем начинать.
– Почему это, Варвара Сергеевна? Вы стесняетесь сына? Думаете, он никогда не видел задниц? И сам не стоял голышом при всех в детском саду? Ведь было такое, Женька, было?
– Всё равно я ничего привлекательного не вижу в задницах и не понимаю твою ревность.
– Но ты понимаешь, как твоя мать была молода и привлекательна? Откуда я мог знать, что она там у себя на работе вытворяет?
– Установил бы за ней слежку.
– Молчать. Яйца курицу не учат. Ты что, хочешь сказать, что ты будешь следить за женой? Когда женишься, конечно.
– Нет. Я буду любить её так… так… что ей даже некогда будет оглядеться по сторонам.
– Ну да, щас. Ишь какой деловой! Ты уж и любить научился? Любилка выросла?
Что Женька мог ответить на этот вопрос? Благо мама снова вмешалась в разговор.
– Перестанете, может быть? Что за околесицу вы несёте?
– Всё. Домой. Хватит на сегодня.
Под окнами пятиэтажки они заглушили мотор, вышли, тщательно закрыли машину. Фёдор Андреевич нежно погладил её по капоту.
– Федь! Когда будем обмывать покупку? – крикнула в окно соседка с первого этажа.
– В субботу будем гудеть, тёть Зин. Приходи.
Женька возненавидел эту свою первую машину, когда на ней через три года разбились родители.
Дощатые ворота распахнулись. Между ними стояла преобразившаяся Мила: на ней свободно покоился длинный приталенный чёрный сарафан, волосы аккуратно зачесаны назад. Высокий лоб возвышался над притягательными глазами. Девушка была худа, бледна и заплакана. Теперь, когда лицо стало открытым, в глаза бросались красные распухшие губы.
– Ну вот, совсем другое дело, – заметил вслух Палашов. – Долой лохматые кофты! – И спешно добавил: – Простите.
