будет защищать. Пока городская стража занимается подавлением восстания, мы совершим переворот.
– И ради этого дерьма ты убиваешь невинных людей!
– Я делаю это для будущего Вавилона, – холодно отрезал Бел-Адад, – только это имеет значение. И если ради процветания Междуречья мне потребуется убить еще столько же невинных – я сделаю это без колебаний.
– Безжалостный змей! – рявкнул я, ударяя кулаком по медным прутьям решетки, не обращая внимания на липкую мочу.
Не дрогнув лицом, храмовый писец сделал пару шагов назад, вступая в сумрак коридора подземной темницы:
– Я вижу, дальнейший разговор не имеет смысла. Ты утратил способность здраво размышлять.
– Скользкая, поганая тварь! – мой голос сорвался на хрип.
–– Можешь орать, сколько вздумается, Саргон. Моя встреча закончена, – бросил Бел-Адад, разворачиваясь, чтобы уйти. – Да хранят тебя боги в твоем последнем пути.
Он полностью растворился во мраке, и вскоре его шаги стихли вдали, оставив меня в полной тишине, если не считать вялое потрескивание факелов. Закрыв глаза, я прислонился лицом к холодным прутьям темницы, ощущая, как груз отчаяния и одиночества начинает продавливать плечи, вынуждая опускаться все ниже и ниже…
[1] Этимму – в шумеро-аккадской мифологии духи, не находящие покоя; души умерших, не погребенных надлежащим образом.
[2] Тиамат – в шумеро-аккадской мифологии женское олицетворение первобытного океана-хаоса соленых вод, из которого родилось все (в том числе и боги).
13
Я молча сидел, уставив невидящий взор в стенку, переваривая услышанное.
«Насколько же мы все ничтожные смертные. Сильные мира сего используют нас в своих играх, словно кукол, дергая за ниточки. А когда кукла приходит в негодность, то ее просто выбрасывают… или уничтожают. В этом есть лишь одно утешение – мне представилась честь стать куклой в крупной игре. Конечно, это слабое утешение, но лучше, чем никакое, верно? Завтра последняя ненужная кукла присоединится к остальным…, но ведь я не хотел так просто сдаваться, нельзя опускать руки!… Хотя, теперь уже не знаю».
Мне вдруг стало все равно. Исчезла ярость. Чувство несправедливости и жажда возмездия. Осталась лишь пустота. Будто терракотовая лампа, масло которой выгорело в миг. Да и что я могу? Завтра придет этот ублюдочный ассириец, выпустит мне кишки самым изощренным способом, уж Бел-Адад явно попросил его об этом, а остатки закопает за городом на радость червям. К тому же, кувшин «аккадского вина» разбит, и у меня больше нет подручных средств для какой-либо защиты. Я устал. Никогда так не уставал в своей жизни. Я настолько хочу отдохнуть, что смерть жду с избавлением…
«Это неправильно, ты должен бороться! – возбудился внутренний голос, но был бесцеремонно прерван сознанием, — о, заткнись! Хоть что-то в своей жизни я сделаю неправильно».
Я повернулся на бок и закрыл глаза, подложив руки под голову,
