ам религиозную свободу, освобождение от налогов и земли.
Политический особый статус, который включал право на сохранение немецкого языка в качестве официального и право на самоуправление, был дополнительным стимулом для переселенцев для переезда в степные районы вдоль Волги и их освоения.
В окружении чужих народов немцам удалось сохранить язык, традиции и религию, которые они привезли с собой из родины. Немецкий уклад жизни удалось глубоко укоренить на этой земле. Это проявлялось в названиях жилых поселений, полей, лугов, гор, рек, ручьёв и многом другом. Несколько немецких церквей в степях Поволжья, которые сохранились до наших дней, свидетельствуют о разнообразии немецкой архитектуры.
В конце царской эпохи и после начального периода в Советском Союзе права на самоопределение были ограничены политикой. Во внутренних регионах страны преобладали антинемецкие настроения. В 1924 году была создана Автономная Социалистическая Советская Республика Немцев Поволжья (АССР НП). Эта республика была ликвидирована в 1941 году. После нападения Третьего Рейха на Советский Союз во время Второй мировой войны большинство немцев Поволжья были обвинены в коллективном сотрудничестве с фашисткой Германией и в конечном итоге были сосланы в Сибирь и Центральную Азию, где они в основном жили отдельно от других советских граждан в спецпоселениях.
Депортация немцев Поволжья стала началом трагедии, которая привела к гибели немецкого Поволжья, места уникальной и самобытной культуры.
После Второй мировой войны немцам не позволили вернуться на историческую родину. Общение на немецком оставалось рискованным, увеличивая риск обвинений в фашизме. В 1948 году было объявлено, что изгнание будет вечным. Немцы подчинялись комендатуре со строгим контролем и ограничениями, которые отменили лишь в 1956 году.
Лишение Поволжья культурных лидеров привело к упадку региона: имена мест забыты, культурные святыни уничтожены, а традиционные христианские церкви заброшены. Многие мелкие поселения исчезли, как и крупные немецкие колонии.
Декабрь 2006, Германия
Холодное утро четверга в дождливом декабре, незадолго до рождественских праздников – люди собрались на кладбище, чтобы проститься с покойной. Из серых облаков просачивался тихий дождь, но зонты оставались закрытыми – в знак протеста против непогоды, не как укрытие.
Я тоже стоял там, смотря с грустью на гроб, который опускали во влажную землю. Мое сердце кровоточило. Понимание смерти моей жены было тяжелым бременем. Я все еще здесь, а ее уже нет. Она ушла первой, оставив меня пережить ее похороны в одиночестве.
Моя жена ушла мирно, после пяти лет болезни, так же неприметно, как жила все свои восемьдесят лет. Месяц назад мы отметили её 80-летие, после которого её состояние ухудшилось. Через две недели она впала в кому, и наши дочери не отходили от её кровати. Мы все знали, что это её последние дни.
Вечером Ольга, моя младшая невестка, укрыла её и села рядом, внимая неровному дыханию и сопротивляясь сонливости. В комнате горел только тусклый свет от настольной лампы, царила тишина.
На следующий день, к обеду, дыхание прекратилось. Моя жена, спутница жизни на протяжении шестидесяти лет, ушла в тот декабрьский день.
Весть о её смерти распространилась быстро. Наши дети и внуки собрались в маленькой двухкомнатной квартире и с красными от слёз глазами смотрели на спокойно лежащее тело. В квартире царила тишина, почти никто не шевелился.
Позже мои дочери начали суетливо звонить и листать телефонный справочник, пока наконец не пришел агент похоронного бюро и забрал тело моей жены. Похороны были назначены на следующий четверг.
Теперь все собрались, чтобы проститься с усопшей навеки. Я первым медленно подхожу к могиле моей жены, опираясь на трость в мои восемьдесят четыре года. Мои дети не поддерживают меня, уважая мое желание идти самостоятельно, ведь я все еще могу передвигаться сам.
Перед тем как согнуться за пригоршней земли, я смотрю на собравшихся: наших детей, внуков, правнуков, их семьи, друзей, родственников… Они заполнили тропинки и пространства меж могил. Их много, и это глубоко меня волнует. Легкий дождь стекает по лицам, смешиваясь со слезами скорби.
В передних рядах, сквозь слёзы, скорбит моя младшая дочь. Она много времени провела рядом с мамой, заботясь о ней в последние годы. Это тяжёлое испытание для неё и для каждого из наших десяти детей, которые без исключения пришли проститься.
Большинство тихо плачет про себя. Похороны, казалось, принадлежали священнику, пока мой вид – старика с опущенной головой у могилы супруги, не вызвал общую боль. На их лицах – глубокая скорбь и сочувствие, охватывающие каждого.
Присутствующие следят, как я достаю маленькую лопату из кучи земли. Наполнив её доверху, я на мгновение задумываюсь перед могилой, затем наклоняю лопату и медленно сыплю
