и свет в глазах появится.
– Сим, не начинай. Я мужа люблю.
– Твою ж мать!
– Пока.
Я машу ей рукой и вызываю такси. Никогда не задумывалась о своей машине. Во-первых, боюсь. Не представляю, как буду одновременно следить за дорогой, знаками, движением. А во-вторых, мне это просто не надо: Глеб, его водитель, да и свекровь всегда в моем распоряжении.
Но не сейчас. Мне надо подумать.
Не хочу пока возвращаться домой, готовить обед и ужин.
А что если…
Набираю номер дочери.
– Ляль, ты когда домой придешь?
– Сегодня репетитор в пять, значит не раньше семи.
– Хочешь, поужинаем в ресторане?
– А как же папа, бабуля?
– Могу я побыть с тобой? Мы давно не разговаривали нормально.
– Ну, давай.
В голосе Ляльки сквозит неуверенность, но я настаиваю, а пока еду в городскую квартиру.
Такси сворачивает в арку старого московского дома на Садовой. Здесь все дышит советским временем: скамейки, клумбы, маленькие газоны. Только детская площадка отличается новизной и яркими красками.
Родительскую квартиру Глеба мы не продали и часто оставались в ней, когда бывали на приемах, деловых вечерах и корпоративах.
Подъезд начинается с холла, а на этажи ведет широкая лестница. Я поднимаюсь по гранитным ступеням, до блеска отшлифованным временем. Здесь чисто, на подоконниках стоят горшки с зеленью, нанятая консьержка тщательно следит за порядком.
Квартиру открываю своим ключом, кладу сумочку на комодик в прихожей и вдруг настораживаюсь. Мне кажется, что я слышу скрип и стоны. Сердце замирает в груди, а потом начинает усиленно биться. Адреналин волной поступает в кровь, шумит в ушах, туманит взгляд.
Я снимаю обувь, беру в руки металлическую ложечку для обуви и бесшумно крадусь по коврам по коридору. У спальни замираю на мгновение, отсюда звуки доносятся явственно. Теперь уже нет сомнений, что там происходит.
Я резко распахиваю дверь и столбенею.
Перед глазами смятая постель, одеяло, сброшенное на пол, и смачно, с оттяжкой, работающие ягодицы мужа – вверх-вниз, вверх-вниз.
А на белом ковре посередине спальни лежат кружевные трусики.
Черные трусики.
Чужие…
Я пытаюсь втянуть воздух, а вдоха нет. Раскрываю рот, как рыба, выброшенная на берег, а вдоха все нет. Наконец грудь расправляется, живительный кислород поступает в легкие. Я закашливаюсь, дергаю воротник блузки.
– Как же ты мог?! – хриплю, горло все еще сдавливает спазм.
– Дина? – Глеб вскакивает, его партнерша ныряет под одеяло.
Я смотрю на обнаженного мужа, красивого, атлетически сложенного, а взгляд невольно цепляет эрегированный орган. И тошнота подкатывает к горлу, руки трясутся, лопатка задевает поверхности и звенит от мелких касаний.
– Как ты мог!?
Я размахиваюсь и бью лопаткой по шкафу-купе для
