в больших плотных руслах от 4 до 5 футов. Окаменелости узнаются по своим оболочкам, которые, как и огромное количество кораллов, остаются белыми. Слои поднимаются к центру гряды и, вероятно, претерпели серьезные изменения. Впрочем, я смотрю на этот известняк, как и на тот, что я наблюдал вблизи Урдабада; выбросы диорита и змеевика находятся между двумя слоями и выведены из равновесия.
Оба берега Аракса стеснены этими скалами на протяжении 2 верст. Дикие гранат и инжир пустили здесь корни на многочисленных склонах этих масс.
Маленькая долина и ручей ограничивают этот известняк, с которым горы значительно опускаются. Берега Аракса теперь представляют только череду холмов пироксенической порфиры или мелафира, образующих последние террасы этих гор на равнине Карабаха. Кажется, что они обязаны своим происхождением последним усилиям, поднявшим части гряды; здесь ее хребет представляет обособленные станины мела, там – конгломераты и альвеолярные массы.
Наконец, весна берет верх; пейзаж зеленеет, деревья создают тень; но по мере того, как страна становится сначала легче для продвижения, возрастают следы человеческих потрясений и их войн; повсюду в досягаемых местах – руины деревень и оставленные виноградники. Только одна остающаяся населенная деревня, называющаяся Бахарле, на краю Песита с рисовыми полями.
Алагез расположен за нами, и низкие холмы третичной молассы и конгломерата открывают нам широкий вход на равнину Карабаха. Поскольку расстояние 7 агачей (от 40 до 45 верст) из Нугади в Далих-таш или Тири, то мы прибыли в эту деревню лишь под вечер. Местность расширяется уже когда Кура выходит из долины Барджома, чтобы войти на равнину Картли. Ставший спокойным Аракс украшался высокими косогорами, покрывавшими большое пространство. Внезапно мы замечаем персидского всадника, бросившегося в эту болотистую равнину в сопровождении нескольких борзых. «Ох, – говорит нам наш проводник, – это же наш хозяин, у кого мы собираемся остановиться». Мы его окликнули несколько раз; но он нас не услышал, исчезнув среди камышей. «Он может опасаться нас, приняв нас за Русских – сказал мне мой толмач Али, носивший форму черкесского офицера. Ах, простофиля!», – так он желчно высказался, когда неожиданно князь приблизился к нам на полном скаку с другой стороны равнины. «Добро пожаловать! – сказал он нам. – Я счастлив сидеть сегодня вас своими гостями, и я отправился искать вас к ужину, – добавил он, поднимая с торжествующим видом великолепного фазана, взятого его собаками в камышах, населенных оной птицей. – Вот почему я не смог вам ответить; как только мои собаки пускаются, я должен их сопровождать, чтобы не увидеть их поедающими мою дичь; она будет хорошей приправой для нашего плова». Мы пересекли Чалундерчай, проследовав за князем в его подземную зимнюю хижину, ничем не отличающуюся от других жилищ Тири, вытесанных у подножия высокого обособленного холма в восточном углу слияния Чалундер-чая и Аракса. Это последняя волнистость почвы на левом берегу в сторону Карабаха; возвышенная от
