захрипел Павел. – Откройте дверь! Мне плохо…
Но открылась совсем другая дверь – в прихожую, и в спальне появились заговорщики со шпагами в руках. Павел оцепенел от ужаса. А Платон Зубов предложил государю «для высшего блага России» подписать акт об отречении, который один из офицеров положил на стол.
– Подпишите, ваше величество, и вы спасете себя и страну.
Каким-то образом в руках у Павла оказалось перо, уже окунутое в чернила. И в этот момент на него накатил второй приступ головокружения, куда сильнее первого. Император покачнулся, захрипел и упал головой вперед, угодив виском в острый угол массивного письменного стола. Из пробитого виска брызнула струйка крови, несколько капель попали на заговорщиков…
Через несколько секунд все было кончено. Перед оцепеневшими присутствующими лежало бездыханное тело с пробитой головой и синим, точно от удушья, лицом. Император Павел скончался, причем налицо были все признаки насильственной смерти.
Около часа ночи, получив известие об успешных действиях заговорщиков, Пален вошел в комнату Александра. Он объявил, что Павел только что скончался от сильнейшего апоплексического удара.
Александр расплакался, но граф прервал его и жестко сказал:
– Хватит ребячества! Я сдержал слово, вашего отца никто пальцем не тронул. Такова, видно, была воля Божья. Благополучие миллионов людей зависит сейчас от Вашей твердости. Идите и покажитесь солдатам!…
Тщетно. Александр был безутешен, винил в гибели отца только себя и рвался принять монашеский сан «во искупление греха отцеубийства». Масла в огонь неожиданно подлила его мать. Она появилась из своих покоев полностью одетая, словно и не ложилась спать в эту ночь, и закричала:
– Теперь я, и только я, ваша императрица! Я тоже хочу царствовать! За мной!..
Никто не отозвался на ее отчаянный призыв: во-первых, подвел сильный немецкий акцент, а во-вторых никто, кроме нее самой, никогда не видел ее на престоле ни в каком качестве. Новоиспеченной вдове пришлось вернуться к себе, где она несколько часов билась в страшной истерике, обвиняя в гибели мужа буквально всех, а прежде всего тех, кто пробил висок ее обожаемому супругу, а затем задушил его.
Като появилась в комнатах брата тогда, когда он, обессиленный от слез и доведенный чуть ли не до безумия настойчивыми призывами супруги к благоразумию и царскому достоинству, в полуобмороке лежал в кресле. Бросив короткий, далекий от приязни взгляд на невестку, уже почти императрицу Елизавету, Като подошла к Александру и сказала:
– Сашенька. Надо выйти к солдатам. Иначе – кровь, смута и хаос.
И после короткой паузы, словно по наитию, добавила:
– Не думай о себе, не думай о нас, думай о России.
И Александр повиновался. Он вышел на балкон и произнес оттуда краткую речь:
– Мой батюшка скончался апоплексическим ударом.
