всего и вся: размеров памятников и зданий, претензий на городской лоск в центре и непроходимой грязи на окраинах, блестящего прошлого и глуховатого настоящего, а также весьма туманного будущего.
Особого упоминания заслуживает монумент вождю мирового пролетариата. Он сменил памятник, который был сооружен жителями в честь юбилея династии Романовых. Вернее сказать, он был водружен на этот памятник, отчего самым небывалым образом вознесся над окружающей действительностью. Металлический Владимир Ильич парит над рекой, парком с его скамьями, древними церквями, разбитыми дорогами, дешевыми обедами, упавшими балконами, голодными кошками и т.д. При этом он как обычно указывает, куда надо идти, чтобы попасть в вожделенное светлое будущее. Большего издевательства не только над потомком шведского перчаточника, но и над отечественным монументальным искусством я не встречал на всех просторах любимой отчизны. Памятник показывает, как не надо жить и как не надо создавать памятники государственным мужам. На этом фоне монумент Ивану Сусанину, вполне парадоксально упоминающийся во всех путеводителях по Костроме и ее округе, выглядит как шедевр Микеланджело Буонаротти или еще кого-нибудь из этого ряда.
Другую городскую достопримечательность должен, согласно учебным планам, знать любой русский человек, особенно если он или его папа – монархист. Как это ни странно, Ипатьевский монастырь находится несколько на отшибе по отношению к остальным костромским прелестям. Двигаясь из центра города, надо пройти по длинному мосту мимо каких-то загадочных красных зданий. Зато именно с этого моста открывается восхитительный вид на колыбель российской государственности. Этим часто пользуются бесчисленные туристы, в летние месяцы подобно польским интервентам заполняющие окружающее жизненное пространство. Но прием они находят гораздо более радушный, чем несчастные поляки, ибо существование потомков Ивана Сусанина напрямую зависит от туристической щедрости.
В целом Кострома – очень тихий город.
Пробки – один из главных показателей неконкурентоспособности отечественного автопрома, еще не портят настроение обывателям и не засоряют их легкие; ужасов российской промышленности замечено не было; местные тати, скорее всего, были в отпуске; демонстраций в поддержку английских рабочих, вероятно, уже не проводится. Зато по ночам слышно, как плещется рыба в волнах местной речки, и как взбирается звонарь по скрипучим ступеням колокольни, намереваясь подарить утешение верующим людям.
В таких городах, как Кострома, Добро находит самое очевидное и самое понятное проявление. Тем сильнее оно отличается от Зла. И таким образом удостоверяет его существование. Так как что не – Добро, то есть Зло.
Сегодня в русском обществе царит «нравственный релятивизм» (чудное выражение патриарха Кирилла), когда множество людей потеряло ориентиры и уже не умеют отличить Зло от Добра. Одни говорят, что они «антропозависимы»,
