критического замечания в адрес Конгресса могу сказать, что докладов в области подлинной философии, настоящей, метафизической – то есть онтологии и гносеологии – было мало. Очень мало. Мировые звезды, надо заметить, не приехали. Великобритания, например. Секцию по онтологии в день своего выступления Натан закрывал вдвоем с… Арлычевым; вот была парочка! На нашей секции, теории познания, «чистых философов», как я считаю, было двое: я и Мустафа Исаевич Билалов (Махачкала, Дагестанский государственный университет). Правда, я посмотрела и послушала, конечно, не все выступления, а на секцию «Философия языка» не попала совсем, и до сего дня с горестным недоумением спрашиваю себя: почему?! Однако я присутствовала на десятке секций, помогая с переводом; позже мои впечатления подтвердились и в Философском поезде, стало быть, они адекватные. Поднимались проблемы охраны среды и биоэтики; политической философии и аналитической философии; эстетические, логические, психологические, геологические, религиозные, моральные, правовые, какие угодно проблемы, но не метафизические. Прискорбно. Или, может, мне не везло, и я всегда бывала «не там где–то»?
Правда, Натан принес мне потом снимки других заседаний секции онтологии; там было много китайцев, и все говорили о бытии; так что не все потеряно. Но а вот гносеология подавалась почти исключительно как эпистемология. Оно, конечно, неплохо («не худшее зло»), но все же…
Зато философия языка, чувствуется, на самом гребне. И философия науки никуда не девалась. Владимир Пржиленский – а он ученик и соратник покойного Кохановского – обещал прислать (и прислал) мне свой учебник и хрестоматию, для аспирантов. Так что теперь буду преподавать философию науки по новейшим книжкам. Его книжкам.
Пока, похоже, все упомянутые четыре – философия науки, философия языка, гносеология и эпистемология – это все один и тот же конгломерат, замешанный на Витгенштейне. Надо будет внимательно абстракты почитать. А вообще –то я присутствовала на следующих секциях: онтологии, гносеологии, социальной философии (с Валерием Павловским), философии науки (с Владимиром Пржиленским), философии природы (с Еленой Золотых), эстетики (с Галиной Коломиец); еще на секции, где «зажигали» наши мэтры, Лекторский, Степин и Гусейнов. Еще переводила Арлычеву и еще какой–то Шехерезаде, а с секции логики сбежала. Дни заседаний, довольно похожие друг на друга, сейчас уже перемешались у меня в голове. Третьего августа это было или четвертого? Не знаю, и уже не вспомню… да и не так это важно. Вобщем, ближе к концу на одном из пленарных заседаний я утром застаю такую картину: сидят в президиуме две колоритные старухи. Одна – крашеная брюнетка, стриженая, в прошлом кудрявая, с брезгливым выражением желтого, длинного, какого –то деревянного, лица. Другая, блаженненькая, добренькая, седенькая, с маленьким личиком как печеное яблочко, похожа на старого герцога из «Собаки на сене». Первая оказалась европейской звездой, бывшим (до Кучуради) Президентом ФИСП, прославленным
