не подскажете ли чего? А философы – ничего. Не то чтобы безмолвие, а – бесплодие… слабосильно выглядят умозаключения наши. Не бодрят… Но Марков с Третьяковым уже ушли. Я повторила, специально для зала, свою излюбленную притчу на тему: ну, интеллигент, скажи что–нибудь искренне! Не бойся, уже можно! Теперь у нас гласность и перестройка, давай скажи чё–нибудь! Сейчас уж можно! – «Мя – я – ау…» (говорит интеллигент). (Комментарий. Это из старого фильма «Журналист»: «Вот вы говорите – искренность. Я тоже за искренность. Но ведь что это такое? Искренность, скажем, котенка – это «мяу»)… Друзьям понравилось. Тоевиевич не слыхал. Когда я это попыталась ему пересказать, – уже в поезде, перед его невнятной лекцией, – а, нет, вру, в ресторане в Красноярске, – он не понял. «Пять тысяч лет развития философии – это вам не мяу», – внушительно сказал он. Потеряв среди меня в рейтинге. (Но хорошо, что он еще надеется на философию, если не на нас).
В целом Улан–Удэ показался очень некрасивым и бедным, пыльным от близости степи, непонятной планировки. Однако самая уродливая картина – это памятник на центральной площади: огромная десятитонная черная и страшная голова Ленина – куда Руслану с Людмилой! Черты лица явно доказывают, что «Ленин – она нанайса была. Потому сто осень умная была». Или – эвенка была. Нет, все–таки бурятское лицо… Говорят, в гинессе эта голова зафиксирована.
Вообще ни в одном из городов, что мы проехали, памятники Ленину не убрали. Но этот – этот стоило бы, давно. Антиреклама чудовищная!
В Улан–Удэ я побоялась уехать на экс в монгольское село Оронгой, не стала нарушать прямой запрет Чумакова. А наши взяли да не побоявшись, поехали. А я проторчала с двумя пакетами, в которых приходилось жить, на грязненьком крылечке столовки «Лира», не будучи в силах подняться обратно на 5–й этаж общаги, два часа с лихом.
Словом, я была рада отбыть, хотя мы плодотворно общались с Володей, Вадимом и Тими.
…Только сейчас, внимательно перечитав программу, я обнаружила, что Круглый стол «Диалог века: человек и природа» был посвящен Его Святейшеству Далай–ламе Нгагванг Ловзанг Тэнизин Гьямцхо, духовному лидеру буддистов Тибета, Монголии и России. Лауреату Нобелевской премии мира.
Дальше был Иркутск.
Странно: заглазно меня привлекали Иркутск и Новосибирск. В реальности они мне понравились меньше всего. А лучше всех сибирских городов был Красноярск!
В Иркутске Тими сказал, я уж вспоминала об этом: I don’t feel being welcomed. Я тоже это почувствовала, и в музее, и в ресторации… Но по порядку.
Прежде всего, в Иркутск мы прибыли слишком рано: в полвосьмого, и, естественно, помчали на завтрак. Город, может быть, где–то и привлекательный: купеческий, два–три барочных здания типа наших пассажей, ненормально монументальный Александр такой–то в красивой кованой решетке, в целом же – деревянная деревня. Нам достались «задние ходы и задворки»: центр города
