по сравнению с их блестящими перспективами (международных переводчиков, с их гордыней людей первого класса) на жизнь.
И только Козьмина, отвергающая меня, как отвергали все, сказала как-то, когда мы попали с ней в одну «вторую английскую» группу: «Он сильный, он сильнее нас всех. Мы пешки в его игре. Он нас изучает, как инопланетчик: как низко мы можем пасть от его позволения над собой измываться. Осторожно с ним. Он подведет нас к краю пропасти греха и безжалостно столкнет вниз. Он будет чистеньким, божья жертва, а нам расхлебывать. Это страшный человек. Берегитесь его».
Я любил презревшую меня Козьмину. И прозвище у нее было «гениальная Козьмин». Потому что она всегда все знала по программе.
Теперь я в Нью-Йорке. Эмигрант из России в пуэрториканском гетто.
Я – трус. Я всегда чего-нибудь боюсь. Например, я трушу перед соседями. Меня, как всегда, не любят. Я, как всегда, аутсайдер. Моя громкоголосая пуэрториканская округа нижнего Ист-сайда, где я живу уже больше двадцати лет, терпеть меня не может.
Мне негде покурить. Я не курю в своей квартирке, на пятом этаже хаузинга, – не выветривается, а свой собственный дым я не выношу. Дышать нечем.
Они помнят те времена, когда я, только что получив эту квартирку в Нью-Йорке, в отчаянии от одиночества и обиды на человечество за свою изолированность, путешествовал по барам, возвращался домой с кровавым носом, даже и не помня лиц тех, кто это со мной сотворил и почему. Или я пытался что-то сотворить с кем-то? А иногда не добирался до дому, а падал на асфальт в забытьи. Я сворачивался калачиком где меня заставало, забаррикадировавшись от мира своим опьянением, и мир отступал от меня на почтительное расстояние, уважая мое желание побыть одному в созданном мной уединении во чреве шумного Нью-Йорка. Я был электрическим проводом, с шумящим сердцем и громким пульсом, и алкоголь – моей изоляцией.
Устроившись на асфальте, я был на необитаемом острове, а толпа, собиравшаяся вокруг меня, разговаривающая между собой, предполагающая что со мной делать, была так далеко, как на другой планете. Я полностью отсутствовал, соображая, что я у всех на виду.
Я приходил в себя в больницах, спрашивая у врачей с кровати в отделении скорой помощи, как я там оказался. Они отвечали коротко, без недоумения, как профессионалы больному, которых интересует только мое выскакивающее из груди сердце: «Вас нашли на улице», или: «в церкви». (Как меня туда занесло? Страх умереть без покаяния в последнюю минуту перед обмороком?) И еще: «Вы должны бросить алкоголь. Сердце не выдержит». И еще что-то в этом роде.
Я вставал с кровати, несмотря на их советы остаться, и упрямо пробирался к дому. Без денег, пешком, среди ночи, не ведая в каком районе нахожусь и где он может быть, мой дом. Расспрашивая бамов, ибо кто еще ночью на улицах.
Так я заработал репутацию бама у соседей. Одни сторонились, другие кричали что-то в спину. И из-за этих выкриков я стесняюсь выйти из дома покурить.
Бездельничать вообще-то утомительно.
Пока я лежу на диване,
