менее для дальнейших событий это оказалось жизненно важно. Почти любой другой расклад привел бы к совершенно иным последствиям. Йоргенсен оказался бы на моей вахте. Но откуда мне было знать о той злобе, которая копится в недрах моего суденышка?
Передав штурвал Дику, я вошел в рубку, чтобы проложить курс. Я прочитал и отправил сообщения. Это были простые сообщения о том, что автор записки отправился в Норвегию. Джилл Сомерс уведомляла об этом своего отца. Дахлер известил об отъезде свой отель, а Йоргенсен – свои офисы в Лондоне и Осло. Выйдя из рубки, я обнаружил на палубе Райта, Йоргенсена и девушку. Они спорили о парусниках. До маяка Нор оставалось совсем немного, и каждый раз, когда луч его мощного прожектора, описывая полукруг, скользил в нашу сторону, он выхватывал из мрака все наше изящное суденышко.
– Примите штурвал, мисс Сомерс, – предложил я девушке. – Держите курс прямо против ветра.
Как только она сменила Дика, я позвал Картера, и мы подняли грот. Парус похрустывал в такт раскачивающейся мачте в зловещем красно-зеленом свечении ходовых фонарей по обе стороны рубки. Как только парус полностью развернулся и мы закрепили его, я приказал заглушить двигатель, а Джилл Сомерс поручил взять курс на северо-восток. Грот наполнился ветром, и яхта накренилась, набирая скорость. Вода вскипела под подветренным бортом. К тому времени как мы поставили кливер и бизань, старое судно мчалось со скоростью поезда, раскачиваясь на крутых волнах.
Я отправил Дика и его напарников по вахте вниз. Они должны были сменить нас в полночь. Уилсон укладывал такелаж внизу. Я остался наедине с девушкой. Ее руки сжимали штурвал, и она уверенно держала яхту на курсе, с легкостью преодолевая вырастающие перед нами волны. Свет от нактоуза озарял ее профиль, четко выделявшийся на фоне ревущей черноты моря. Светлые волосы развевались вокруг ее головы. Она была одета в свитер с высоким воротом и непромокаемую ветровку.
– Я вижу, что на судне вы в своей стихии, – заметил я.
Она рассмеялась. И, слушая этот звонкий смех, я понял, что и ветер, и качающаяся под ногами палуба доставляют ей удовольствие.
– Я давно не управляла яхтой, – ответила она. – Почти десять лет, – с едва заметной грустью в голосе добавила она.
– Десять лет? Где же вы этому научились?
– В Норвегии, – откликнулась она. – Моя мать норвежка. Мы жили в Осло. Папа был директором одной из китобойных компаний в Сандефьорде.
– Вы там познакомились с Фарнеллом? – спросил я.
Она быстро вскинула на меня глаза.
– Нет, – ответила она. – Я вам уже говорила. Я познакомилась с ним, когда работала на роту Линге. – Немного поколебавшись, она добавила: – Как вам кажется, почему бедный мистер Дахлер сомневается в обстоятельствах смерти Джорджа?
– Я не знаю, – ответил я. Меня это тоже озадачило. – Почему вы называете его бедным мистером Дахлером?
Она наклонилась вперед, присмотрелась
