в России она всегда оказывалась основой популистской риторики. Поддержка храма Христа – это, разумеется, жест отказа от советской традиции и заявка на установление преемственной связи со старой Россией. Здесь характерна точность, с которой восстанавливался храм: она намекает на пиетет перед прошлым. Но особенно ценной в связи с храмом Тона, в глазах современной власти, выглядит идея имперская. То унижение, в котором ныне [т.е. в 2000 году. – Прим. автора от 2023 г.] пребывает страна, связывается российскими правителями с утратой ею статуса сверхдержавы. Храм Христа в версии именно Тона может выглядеть как символ новой российской империи, как некое задание на будущее.
Однако каково существо этой империи? какая идеология может ее одушевлять? Советское марксистское мировоззрение безвозвратно ушло в прошлое, о православной монархии ныне, за исключением группы маргиналов, никто не говорит… Как нам представляется, за последние несколько месяцев, с начала деятельности В. Путина в качестве президента, был сделан ряд шагов по оформлению новой российской имперской идеи. А именно, в общественном сознании мало-помалу образ России принимает очертания Евразии. Нынешние правители «полюбили» тоновский храм не в последнюю очередь благодаря тому азиатскому началу, которым отмечена его эстетика и о котором мы уже упоминали.
Россия–Евразия
Термин «Евразия» восходит к А. фон Гумбольдту, который обозначал им весь материк Старого Света. Этот термин был взят на вооружение и переосмыслен группой русских ученых, оказавшихся в эмиграции в смутное время, последовавшее за революциями 1917 года: «Евразией» лингвист Н. Трубецкой (1890–1938), богослов А. Карташев (1875–1960), культуролог П. Савицкий (1895–1968) и ряд их единомышленников стали называть Россию. За данной дефиницией стоял целый комплекс историософских, геополитических и культурологических идей, касающихся самой сути феномена России, ее прошлого и будущего. Это умственное движение, пик которого приходится на 1920–1930-е годы, получило название евразийства. Монографии, сборники статей, а также периодические издания евразийцев печатались в Софии, Праге, Берлине и Париже.
Историческая ситуация, в которой зарождались евразийские концепции, весьма сходна с той, которую ныне переживает Россия. Крах самодержавной монархии, равно как недавний распад СССР означали столь глубокий сдвиг на всех уровнях бытия страны, что, по-видимому, было бы правомерно говорить о смерти и новом рождении, – о «перевоплощении» себетождественной и неизменной духовной сущности Руси. Но что это за сущность? реальна ли она? и если да, то каковы закономерности ее исторической судьбы, в чем значение только что пережитого страной социального катаклизма и чего можно ждать от будущего? Революционные перемены побуждают к поискам национальной идентичности; попытками самопознания субъекта нации можно было бы назвать и евразийские теории. Евразийское видение феномена России совершается
