style="font-size:15px;"> – И как вам живётся вдвоём?
Я до того удивился, я ответил:
– О, благодарю вас. Но мы вас ожидаем.
– Меня! Нет-нет, я на этих днях, верно, уеду к отцу в усадьбу.
– Значит, вы не переедете к нам? – спросил я растерянно.
– Нет, едва ли, – ответила она.
Рот у неё был большой, тёмно-красный, он чуть дрогнул, когда она улыбнулась мне на прощанье. Я хотел ей напомнить о том, что отец её меня приглашал в усадьбу, но, слава Богу, удержался.
Скоро выяснилось, как хорошо я сделал, что промолчал: вечером Роза пришла в дом к Хартвигсену, и я видел, как она страдает оттого, что у неё недостало гордости. Впрочем, пришла она по делу, просто по делу: она должна была вернуть золотой крестик, который Хартвигсен ей подарил во время помолвки. Кольцо, тоже его подарок, она, к сожалению, потеряла, пусть уж он не взыщет!
– Это ничего, ничего, – отвечал Хартвигсен, удивлённо и снисходительно.
– Ах нет, мне так жаль, – сказала Роза. – И ещё я нашла письмо. Ваше старое письмо. Письмо с Лофотенов.
Всё это было сказано прежде, чем я успел уйти. Роза была сама не своя, она задыхалась. На Хартвигсена вся эта сцена не произвела, кажется, никакого впечатления, перед тем как за мной затворилась дверь, я услышал:
– А-а, старое письмо. Воображаю, какие там ужасти – и касаемо правописания, да и…
Роза оставалась в доме недолго. Я видел, как она вышла, она ссутулилась и ничего не видела, ничего не слышала. Я думал о том, чего ей, верно, стоило это унижение.
На другой день она снова пришла. Как я жалел её, как же грустно мне было видеть её потерянное лицо. Под глазами залегли синяки, верно, после бессонной ночи, губы побледнели.
– Нет-нет, что вы это, зачем уходить? – сказала она мне. Потом повернулась к Хартвигсену и спросила:
– Подыскали вы кого-нибудь вести хозяйство?
– Нет, – ответил он, не сразу и равнодушно.
– Я, пожалуй, могла бы его вести, – заговорила она снова.
И опять он ответил не сразу и равнодушно:
– Да-да. Но я, право, сам не знаю…
– Так вы, стало быть, передумали?
И тут он, верно, понял, что победил, он вдруг сказал – безжалостно, грубо:
– Нет, это ты когда-то передумала. Если ты помнишь, конечно.
Она ещё постояла немного, всё больше и больше сутулясь, сказала тихо: «Да-да», – и ушла.
Даже не присела на стул, даже руки от дверной ручки не отняла.
Я вышел за нею следом, забился в глубь сарая и там на коленях молился за несчастную. Потом тоска меня погнала в Сирилунн, в лавку, на мельницу, опять в лавку Хартвигсен объявил, когда я вечером воротился:
– Я нынче ночью на часок отправлюсь за пикшей. Так что дом остаётся на вас.
Он шутил и как будто всё ждал чего-то, он то и дело поглядывал на дорогу.
И
