себе этакое развлечение. После пережитого ужаса, который, казалось, всё во мне заледенил, заморозил, – я ощутил на лице какое–то робкое, нечаянное прикосновение лёгкого ветерка, увидел чистое, голубое, бездонное небо и солнце, едва угадываемое тепло лучей которого на щеке было похоже на касание ласковой руки матери… Тепло разлилось в моей груди, токи его пошли по всему телу. И я заплакал. Внезапно и ясно понял я, как бесценна, как неповторима и невозвратима каждая минута жизни…
Нечего сказать, каким–то чудом я избежал – казалось бы, неминуемой – гибели. Помогло тут ещё одно обстоятельство: уже давно в летнее время река была для меня родной стихией, в которой я чувствовал себя как рыба в воде. Так что внезапное падение в воду, даже ледяную, само по себе не стало для меня чем–то ужасным, лишающим рассудка. Но всё равно: сам факт, что я спасся, выбрался из безнадёжной ситуации, был просто настоящим ослепительным чудом, ярко осветившим всю мою жизнь.
Как водится, скоро об этом я уже забыл – мы переехали в другой район области и знакомство с новой обстановкой и местной ребятнёй вытеснило прежние переживания.
Жили мы тогда в посёлке, расположенном на холмистом и овражистом краю лесного массива – как раз на границе леса и степи. Жилые дома и другие постройки в несколько уровней лепились по склонам в виде подковы, в середине которой – окружённый оградой – разбит был ухоженный сквер с памятником воинам, погибшим в Отечественную. С глухой стороны подковы прямо от домов начинался лес, с открытой – распахнутая до горизонта степь с выбегавшей отсюда дорогой, сообщающейся с внешним миром. И со школой тоже.
Разумеется, местных пацанов магнитом тянул лес, в котором было полно тайн от взрослых – в нем ещё сохранились следы войны. Я с ходу подключился к их набегам.
Попадались круглые воронки от снарядов, заполненные тёмной стоячей водой. Однажды нашли каску с пулевым отверстием в передней её части точно по центру – редчайший случай попадания, когда каска не спасает солдату жизнь. В одном месте, на краю поля возле опушки, обнаружили заросший густой травой участок оборонительных сооружений. Немного в стороне от старых, потерявших форму, окопов и ходов сообщения, нашли что – то похожее на блиндаж, а возле во рву аккуратно до самого верха были уложены какие – то сплошь оржавелые – ржавчина осыпáлась с них вместе с землёй – толстостенные, тяжёлые железные цилиндры. Каждый такой стакан был чем – то заполнен доверху, а из – под счищенной застарелой коркой грязи показывался чистый, цвета яичного желтка, спрессованный порошок – он легко выковыривался оттуда. Это был тол, который один из нас тут же придумал, как использовать. Старых, потемневших от времени, стреляных гильз здесь можно было найти сколько хочешь. В них насыпáли жёлтый порошок, на пеньке… сплющивали камнем узкогорлые концы, на проплешине над овражком разводили костёр и подбрасывали
