ты такой и что тебе надобно? – выехав на подъемный мостик, узурпатор придержал коня.
– Ты что же, не узнал меня? – наглец хмыкнул и повысил голос: – Я – Довмонт, князь и властелин Нальшаная и Утены!
– Кунигас Даумантас погиб от рыцарских мечей, – холодно возразил Наримонт. – Это все знают и многие видели. Ведь так?
Князь обернулся к свите.
– Так! Так! – немедленно поддержали воины. – В клетку наглеца! В темницу его.
– Схватить самозванца! – махнув рукой, вальяжно приказал Наримонт.
Его воины поспешно бросились исполнять указанное… Однако не тут-то было! Не только явившиеся с самозванцем воины, но и простолюдины вступились тотчас же, окружив наглеца плотным строем. Выставили вперед рогатины и копья – попробуй, возьми!
Мало того! Когда, почувствовав неладное, Наримонт поворотил коня, намереваясь укрыться в замке – ворота уже невозможно стало затворить! Простолюдины пробрались и сюда, взяв все под свой контроль. Мерзкие, гадкие простолюдины! Правильно их немцы называют – чернь.
Между тем тот, кто называл себя Даумантасом, повернул коня к толпе:
– Славные люди Утены! Я, ваш князь Довмонт, явился занять престол вновь. При этом торжественно подтверждаю все прежние, дарованные вам, вольности и обещаю даровать новые! Торговые пошлины будут снижены на треть. Налоги и дань с лесных хуторов – в половину!
– Слава князю Довмонту! – громовым раскатом прокатилось в толпе. – Довмонту-князю слава!
– Брат мой Наримонт пока будет под домашним арестом, – чуть тише продолжал воскресший из мертвых князь. – До тех пор, пока нас не рассудят великие князья Тройнат и Миндовг.
Вот на это Наримонт согласился вполне. Да-да – пусть они рассудят!
– Надо бежать, княже, – между тем обернулся к нему верный слуга. – Повсюду предательство, заговор… мятеж!
– Я никуда не уйду! – узурпатор гордо вскинул голову. – Пусть будет так, как сказал мой брат Даумантас. Пусть нас рассудят.
Со всем возможным почетом нальшанские воины под командованием молодого боярина Любарта препроводили Наримонта в угловую башню, где и заперли в гостевых покоях. Впрочем, знатный узник мог и выходить, когда хотел – Довмонт велел не препятствовать.
Здесь все напоминало о погибшей супруге. Вот резная прялка – княгинюшка иногда пряла, вот пряслица с начатой вышивкой, а вот… Боги, боги, ну за что? За что же вы отняли любимую супругу? Бируте, Бируте… Ольга… Впрочем, Оленька не была супругой… но стала бы, обязательно стала бы!
Там, в рыцарском замке, Довмонт почти не вспоминал дорогую сердцу покойницу – некогда было, и не тем была забита голова. Потом побег, борьба за возвращение Утены, и вот только теперь, когда все более-менее успокоилось, на князя нахлынула самая жуткая тоска, какую еще называют смертной.
Честно сказать, Игорь и не думал, что так сильно привязался к Бируте, а вот поди же ты! И не только потому, что юная литовская
