торопливые шаги, крики, кашель.
Я нашел лестницу.
Скатился по ней чуть ли не кубарем, придерживаясь ладонями за стены, немного успокоившись, но все равно еще на взводе, а из головы не выходили каркающие слова медсестры.
В мире, черном как смола, человек оставался в одиночестве. Можешь представить себе что-то страшнее? Ночь в ночи. Это история каждого из нас.
Я чуть не улетел вниз головой с последней ступеньки. В разбитом колене пульсировала кровь, как будто в рану попала инфекция.
Дошел до неврологии. Здесь темнота, если это вообще возможно, стала еще гуще. Но по крайней мере, я уже был не один. Вокруг звучали взволнованные голоса, бегали какие-то люди.
– Что случилось? – язык прилип к нёбу, и из горла вырвался какой-то хрип.
– Свет отключили. А аварийные генераторы не сработали. Дурдом какой-то, – ответила то ли медсестра, то ли ординатор, вынужденная работать в ночную смену.
– Палата 67, где она? В какую сторону идти? – умоляющим голосом спросил я, почувствовав головокружение. Головокружение в темноте – это удар ниже пояса. Я был не в состоянии сориентироваться. Понять, где нахожусь. Но мне никто не ответил.
Я барахтался во мраке, размахивая руками, будто дайвер в море нефти. Сыпал проклятиями. Руками то и дело задевал стены, косяки, людей. Один раз даже забрел в какую-то палату, освещенную бледным светом луны.
Увидел старика с перевязанной головой и острым, как бритва, носом, старик качал головой, словно шизофреник, и протягивал руки в мою сторону. Я выскочил из палаты и бросился прочь.
Задыхаясь, пробежал по коридору, но вдруг наткнулся на кого-то. Потерял равновесие, сжал тело в объятиях и плавно, как в замедленной съемке, опустился на пол. В этот момент зажегся свет, в неоновых лампах что-то затрещало, будто вода попала в кипящее масло. После долгого пребывания в кромешной тьме свет ослепил меня. Я лежал на полу, сжимая в объятиях слабое тело, и бормотал: «Извините, простите, извините, извините, хорошо, что свет дали, хорошо».
Потом вдруг понял, кто этот человек, который обнимает меня за шею.
Это была Эмма.
Она проснулась и теперь лежала рядом со мной, на полу. В сознании. И смотрела на меня, не видя.
– Боже, боже мой! – сказал я или подумал, что говорю. Из вены, куда еще несколько минут назад была вставлена капельница, текла струйка крови. Под белой прозрачной тканью халата виднелись линии ее тела, которое даже сейчас оставалось гибким и притягательным.
– Эмма Эмма Эмма!
Я плохо помню, что было дальше. Кажется, медсестры помогли нам подняться, отвели в палату 67 и позаботились об Эмме.
Удивительно, как быстро темнота может превратиться в простое воспоминание.
Ночь. В ночи.
Эмма пришла в сознание, несмотря на все прогнозы врачей. Но ночь для нее еще не закончилась.
Отек надавил на какие-то зоны мозга, вроде бы на центр зрения. Точно не могу сказать. Эмма ничего не видела. И не очень четко произносила слова.
Она прожила еще полтора месяца.
