продолжали свой безумный танец. Было прохладно. Вечер как вечер, ничего особенного.
– Так ты придешь? – крикнула из спальни жена.
Хрипловатый голос просочился через приоткрытую входную дверь, пересек двор и эхом отскочил от гравия. Он представил ее в постели – полуголая, в ожидании мужа высчитывающая дни овуляции. Они пытались зачать ребенка, хотя Мирко боялся – а может, надеялся, – что уже слишком поздно. Им обоим, знакомым пять лет, женатым два года, было за тридцать пять.
Мирко сомневался, что готов стать отцом, – а если он сомневается в тридцать пять, то можно ли надеяться, что когда-нибудь перестанет? – но Лючия уже полгода только об этом и твердила, уверенная, что появление ребенка оживит их отношения, которые утратили новизну. Может, она права.
– Да, любимая, иду, иду. Сейчас докурю и приду, – громко ответил он, прежде чем еще раз затянуться сигаретой, от которой остался маленький смятый окурок. Потом фыркнул, напрягая мышцы ног. И понял, что не испытывает никакого желания заниматься сексом. Накануне, после двух раундов, несмотря на все усилия жены, член наотрез отказался вставать.
Мирко снова закурил и вдруг замер.
Уставившись на муравьев.
Взял зажженную сигарету большим и указательным пальцами, приметил муравья, который немного отошел от стройной колонны трудолюбивых сородичей, и нарочито медленно приблизил к нему тлеющий кончик.
Насекомое остановилось, уронив крохотную хлебную крошку. Потом подняло голову и покачало усиками, – видимо, нюхало воздух.
Мирко с интересом рассматривал его, не убирая сигарету.
Потом задержал дыхание.
В ветках плешивой сосны тоскливо закаркала ворона.
Захрустев сухими листьями, по двору пронесся порыв ветра.
Мирко выдохнул.
От жара усики муравья свернулись в комок, как брошенные в огонь целлофановые пакеты. В следующее мгновение та же судьба постигла и тело: оно задрожало, завибрировало, затряслось в конвульсиях, а потом, испуская микроскопические клубы дыма, съежилось в смертоносном пекле. Голова муравья резко дернулась вправо, потом влево, и Мирко представил, что слышит его крик. Это ему просто показалось? Или на самом деле до него донесся отчаянный предсмертный вопль?
Ножки насекомого защелкнулись на животе, как капкан, – обугленные, тоненькие, изуродованные.
– Ты придешь или нет? – не унималась Лючия. Голос звучал капризно, но игриво.
Окурок выпал у Мирко из рук. Он проводил его взглядом.
– Д-да, иду. Буквально секунду.
Мирко уставился на поджаренного муравья, висевшего на стене. Возможно, он приклеился к камням собственными органическими тканями, расплавившимися от огня.
Ужасный памятник тому, что все в этом мире тленно.
Зачем ты это сделал?
Вопрос, как упавшая на пол ваза, раскололся
