друзей и от некой Евгении Старопольской. Последняя видно была или пассией прежнего владельца тела или его тайной воздыхательницей. Во всяком случае, в одном из писем даже обнаружилось черно-белое фото в стиле «ню». Красивая девушка. Видна легкая полнота, но не портящая ее, а дающая некую изюминку.
К военному ведомству я отнес письма из части, в которой я служил до ранения. В них сообщалось, что я демобилизован по ранению и мне положен пансион в рамках государственной программы. И вот на цифре я откровенно завис. В месяц пансион от государства мне положен… та-дам! 50 рублей! Почему-то мне это казалось дико малой суммой, да и по ощущениям от «тела» цифра была не велика, хотя и не была откровенно мизерной. Но сравнить мне пока не с чем. Надо узнавать цены, только тогда пойму, как государство относится к своим «пенсионерам».
Среди знакомых чаще всего были письма от трех имен: князь Вяземский Петр Леонидович, барон Лишковец Аристарх Евгеньевич и барон Стародуб Игорь Сергеевич. Кто такие понятия не имею, но каждый интересовался моим самочувствием, что произошло в Бухаре и когда они смогут меня навестить. Даты на письмах тоже стояли, но не зная нынешнее число, понять, как давно пришли письма я опять же не могу. Печально. Снова все упирается в недостаток информации! А я даже выйти из комнаты не в состоянии!
Мельком пролистал тетради. Половина из них исписана, если я правильно понял, лекциями из той самой академии на фото. Но почерк у прошлого тела не слишком разборчивый, да и орфография… Вот почему меня коробит при виде твердого знака в конце существительных?? Или буквы одновременно похожей на Я и на Ъ? Словно раньше я с таким никогда не сталкивался.
Изучать в комнате что-то еще, кроме содержимого стола, было решительно нечего, и вскоре я заскучал. А заскучав, начал долбиться в запертую дверь. Открыли мне далеко не сразу. Четверть часа примерно бил кулаком в деревянную преграду, прежде чем с той стороны почти беззвучно звякнул ключ.
– Ну чего вы, господин, буянете? – с укоризной в голосе спросил Степан.
– Я могу выйти?
– Не велено, – с грустью в голосе покачал головой старый слуга.
– И чем мне здесь заняться? Мой дед, – пора привыкать называть Бологовского именно так, – никаких распоряжений не давал?
– Никак нет, ваше благородие.
– У меня память отшибло, Степан, – доверительно наклонился я к коновалу. – Может, подсобишь чем? Ну там, расскажешь обо мне что-то? Или хоть книги какие принесешь?
– Я спрошу у хозяина, – поджал губы слуга и посмотрел на меня как на убогого.
Вот уж чего мне не нужно, так это его жалости! Но показывать этого пока не стал.
– Спасибо, Степан, я надеюсь на тебя.
Степан ушел, не забыв напоследок снова запереть дверь, а я опять остался в одиночестве со своими невеселыми мыслями. Вопрос «что делать» повис в воздухе. И эта неопределенность начинала изрядно раздражать.
Вернулся
