изменить, – Люк из какой-то необъяснимой упертости сопротивлялся очевидному. Не мог принять простую правду – Софи его не любит. Она так легко это сказала – слова, которые он не мог услышать, вспорхнули с ее мягко очерченных губ прозрачными мотыльками и разбились об оконное стекло между ними.
Мужчина, сидевший напротив нее, встревоженно переводил взгляд с Люка на Софи и снова на Люка. Кажется, он понял. Нет, кажется, он все знал. Знал гораздо больше своего незадачливого соперника. Осторожным, но уверенным движением мужчина приобнял Дидье и словно притянул мальчика к себе, прикрыв детскую спину. Этот жест Люк считал безошибочно – блондин не собирался отдавать свою женщину и ребенка. Никому.
Только сейчас Люк взглянул на мальчика и – словно посмотрел в зеркало: темные волосы, зеленые глаза, благородный овал лица, аристократический нос. Даже аккуратная небольшая родинка на подбородке – словно Бог нечаянно обронил микроскопическую искру темного шоколада, пронося кисточку к ярко выраженным бровям. Даже родинка…
Люк пошатнулся – ноги налились ватной тяжестью. Чтобы не упасть, он инстинктивно оперся ладонью о стекло. "Моя Софи обязательно приложила бы ладошку с той стороны", – мелькнула отчаянная мысль. Эта Софи сидела неподвижно и не опускала глаз. Он видел, как фиалковые прожилки растворяются, блекнут. Ее печаль уходила, превращаясь в его боль. Теперь они точно в расчете.
– Дидье, он… – одними губами произнес Люк, мысленно умоляя Софи о пощаде. Пусть она рассмеется сейчас, всплеснет руками, превратит эту случайную встречу в шутку, в воспоминание, которое поболит и все равно отпустит однажды. Пусть она будет милосердна, пусть…
– Да, ты все правильно понял, – Софи не была жестокой, она лишь подтвердила правду, которую он и так уже знал. – Передавай привет Жюли. Скажи, что мы, как обычно, будем ждать ее в нашем кафе в четверг.
Люк не помнил, как очутился в парке, что в трех кварталах от злосчастной кофейни. Голова кружилась, желудок корчился от спазмов – почему он еще жив? Он хватал ртом воздух как выброшенная на берег рыба. Жюли, Дидье, Софи, чье внезапное исчезновение двенадцать лет назад он так и не смог себе объяснить. Вернее, объяснил – ее слабостью и малодушием. Но мама? Она все знала – Жюли встречалась со своим внуком, которому не позволила стать сыном Люка, по четвергам. Все эти годы! Она знала, как мучительна его жизнь без Софи, и никогда не говорила, где ее найти. Его мать – чудовище, гребаная Снежная королева, возомнившая себя вершителем судеб. Это она – она, а не та проклятая авария – стерла его из жизни. Она дергала за ниточки, а он как дурак, как ленивый самовлюбленный болван, позволил ей контролировать каждый свой шаг.
…Люк вернулся домой, когда над Лонжюмо разливался розовый, с золотистой корочкой по краям вечер. Небо было безмятежным. Ни звука, ни ветерка, ни планирующих в октябрьском танце листьев, которые прозрачными стежками могли бы сшить прореху в его опустошенной душе, чтобы она заново начала наполняться чувствами. Он знал, что Жюли слышит его шаги по коридору также отчетливо, как минутой ранее слышала поворот ключа в замочной скважине. Мать по обыкновению была на кухне, что-то
