наёмников, когда огневое прикрытие слегка поутихло. Даже Вальдман начал уставать, а Грод пробил головой окно, когда обозлённый орк откинул его ударом молота.
Людей оттесняли к двери трактира. Верберд отступал, стараясь закрыть собой других, но ещё двое драгун не сумели выжить. И всё-таки горстка смогла забраться в опустевшее здание и занять там оборону. Враги уже начали его огибать, чтобы взять в кольцо.
И тут Штраух, стоя посреди зала и упирая глаза прямо в разрушающуюся дверь, закричал, наверное, впервые в жизни по-настоящему:
– Валите отсюда! Я остаюсь! Бегите-бегите, идиоты!
Солдаты убрались в проём чёрного хода за стойкой, некоторые мушкетёры попытались за ней укрыться. Вальдман хотел было возразить командиру путём захвата кондотьера в широкие лапы и срочной его эвакуации, но Штраух лишь оттолкнул его.
– Довольно, – сказал он, – Выбирайся отсюда и спасай ребят, не будь дурнем.
Вальдман уже покидал здание трактира, через чёрный ход, когда кондотьер, немного погодя, добавил:
– Сегодня выдался хороший денёк.
Вальдман не ответил и не стал разворачиваться, он открыл дверь, захватил с собой стоящий рядом полупустой бочонок рома и ушёл в дождь.
***
Не об этом в своё время мечтал Штраух, вообще не понятно, мечтал ли он о чём-либо когда-нибудь всерьёз. У него с рождения не было для этого времени, вокруг роились дела, которые всегда требовали к себе его пристального внимания. И он как-то успел позабыть о своих грёзах.
Только сегодня он понял, на краю своей гибели, он-таки подвёл итог. Что его методичность и желание везде поспеть не сыграли с ним злую шутку. Что он, бухгалтер от мира войны, находится сейчас ровно на том месте, где должен находиться. Что ошибки его не были ошибками, а верные решения не были верными. Что жизнь – это лишь жизнь, ни больше, ни меньше.
Он оглянулся назад и с улыбкой сознал, что счёт свой оплатил, и закрыл.
Старость не для таких людей, семья – тоже. У них остаётся только то, что они умеют и любят делать. Поэтому сейчас, в эту минуту, кондотьер, когда-то давно уволившийся из Императорской гвардии, чтобы оказаться на передовой, стоял и ждал, когда окончательно сломается дверь и произойдёт самое лучшее сражение в его жизни.
Лучшее, потому что последнее.
***
«Так, положение отчаянное, – думал Вальдман пока спиной наваливался на трясущуюся дверь, – боеприпасов нет, жрать нечего, народу нихрена. Задачка».
Холл донжона был до отказа забит суетящимися людьми. Одни подносили стрелкам заряженные ружья, другие орудовали топорами, превращая мебель в упоры для стен, третьи перевязывали раненых, четвёртые изучали местность на предмет путей отхода. В общем, не протолкнуться, и всё-таки многим хотелось, чтобы людей было больше.
– Как он там? – спросил Вальдман у подошедшего гоблина.
– Нормально, –
