головного платка. Сухими глазами смотрит из хора Наталья; сын ее, от пьяницы мужа, с рождения лишен разума.
Из-за пламени свечей, из клубов кадильного дыма возносится под высокий купол голос отца Александра:
– Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшим рабам Твоим Сергию, Алевтине, Сисою, Афанасию, Ивану… Убиенным Кириллу, Трофиму, воинам Петру, Степану, Гавриилу, Димитрию… Новопреставленным младенцам Пелагии, Ольге…
А сколько их лежит в земле, кого некому помянуть, погибших и безвестно пропавших в войнах, русских «белых», убитых «красными», и «красных», убитых «белыми», изгнанников, умерших на чужой земле в госпиталях от туберкулеза и тоски… Сколько сброшенных в промерзшие общие ямы на наших холодных просторах от Соловецких островов до Магадана – отцов, матерей или сыновей, замученных, расстрелянных, умерших без причащения и отпевания, имена их Ты знаешь, Господи…
И все течет река незаживающего горя, вливаются в нее новые потоки, и плачет Церковь на вселенских панихидах, «от века мертвых днесь всех по имени… память совершающе».
И пока стоит она, пока кровь убиенных отзывается слезами и молитвами живых, еще жива измученная душа народа.
– …Убиенным Савелию, Феодору, Проклу, Семену, Герасиму… И рабам Божиим Анне, Ирине, Евдокии, Марфе, Елизавете… и сотвори им ве-е-еч-ную па-а-а-мять!
Где эта вечная память, если ничто не вечно? – только в памяти Самого Господа, в которой никто не умирает, потому что Бог наш – не Бог мертвых, а живых.
Усталые, рано постаревшие лица, глаза, обращенные к алтарю, к незримому Богу, с примиренной, горькой или исступленной надеждой, – народ Божий, труждающиеся и обремененные, плачущие, нищие духом… Нет здесь закосневших в сытой наглости и самодовольстве, в тупой властности; нет и ни одного такого черного, страшного, испитого лица, какие с ужасом и тоской видишь у пивных; нет и рожденных в беззаконии и живущих во грехе, отделенных от Тебя до рождения, потерянных, обманутых, униженных, сломленных, ограбленных и оскорбленных. Кто взыщет за эти убиенные заживо души? И с кого за них взыскать?
– Глубиною судеб Твоих, Христе, всепремудре Ты предопределил еси коегождо кончину жизни, предел и образ…
И мы все будем взвешены на весах Твоих и найдены слишком легкими, но если на одну необъятную чашу возложить все силы окружавшей нас тьмы, а на другую – наши малые силы противостояния ей, неужели милосердие Твое не восполнит того, чего каждому из нас недоставало?
«Боже великий, и вечный, Святый, человеколюбивый, сподобивый нас в сей час стати пред неприступною Твоею славою, на пение и хвалу чудес Твоих, очисти ны недостойныя рабы Твоя…»
А перед праздником Святой Троицы в высоком храме стоит густой и сладкий дух, как над скошенным лугом. Подсыхают охапки травы, разбросанные по полу вместе со срезанными в ней колокольчиками, клевером и медуницей.
