кроме музыки. Сидевший рядом Джош обратился к ней пару раз, но она словно не слышала его, не отрываясь, глядя на сцену. А в самом конце…
Услышав первые такты «When I’m laid in Earth» [44] Катрин вздрогнула и застыла в кресле. Если б кто-то в этот момент заглянул ей в глаза, то увидел бы, что ее зрачки расширились, и она невидящим взглядом уперлась в одну только ей известную точку на сумбурном плафоне Шагала. Потом ее губы затряслись в беззвучном плаче, но это заметил только Джош Нантвич. Он положил руку поверх ее ладони, а она даже не заметила его прикосновения. «Это Плач Дидоны, Катрин… Самая красивая и самая печальная песня о самой бессмысленной смерти, которую только можно себе представить». Хрустальный голос наполнял огромный зал, проникая повсюду – в тяжелые складки кроваво-красного бархата, в изящные деки скрипок, плачущих в оркестре, в замысловатые завитки мерцающей в полумраке люстры. Он трепетал на острие дирижерской палочки, глубоким легато обволакивал сердца людей в зале, взмывая столбом пламени отчаянного крещендо и затухая, подобно жертвенному костру. Сознание Катрин неумолимо затягивалось в полыхающую бездну, окружающие очертания стирались, и лишь ореховые глаза не отпускали ее, и их взгляд она не переставала ощущать на себе, когда явственно услышала голос человека, разрушившего ее жизнь: «Катрин, Катрин. Ты ведь понимаешь, о чем она поет? Когда ты ляжешь в землю… Смотри на меня! Я приказываю тебе – смотри на меня!» Она почувствовала запах сандала и сигарного дыма: «Катрин, смотри на меня. Ты ведь не закрывала глаза, когда была с Орловым?»
Дидона уже умерла, и младшая сестра ее в знак скорби покрыла голову черной вуалью. Свита заворачивала Дидону в саван, а Катрин казалось, что это ее уносят прочь, окутанную погребальными одеждами, чтобы предать земле. Последние такты самой печальной музыки на свете…
– Катрин! – Анна потрясла Катрин за плечо, но та словно окаменела. – Катрин, ты идешь?
Отгремел шквал оваций. И Анна, и Жики поднялись со своих кресел, чтобы выйти из ложи. Катрин же оставалась неподвижна, и сидевший рядом Джош не сводил с нее внимательного орехового взгляда.
– Катрин, нам пора, – снова позвала ее Анна.
– Да-да, – отозвалась Катрин и встала с кресла. Только для того, чтобы через мгновение, изломившись, упасть подле него без сознания…
…Он совершенно не ожидал ее увидеть. Словно получил мощный удар в солнечное сплетение, да так, что в глазах потемнело. Она стала еще красивее, чем в последний раз, когда он случайно встретил ее в Шереметьево. Катрин сидела в первом ряду ложи второго яруса, рядом с Анной, за которой он следил и знал, что она будет вечером в Опере. Но он никак не ожидал столкнуться с Катрин, и оказался не готов. Он еле сдержался, чтобы не броситься к ней или не совершить еще какую-нибудь непоправимую нелепость.
Обретя, наконец, возможность мыслить здраво, уняв бешеное сердцебиение, он начал исподволь ее рассматривать. Интересно, пронеслось у Рыкова в сознании, вспоминает ли она его… Конечно, Катрин не думает о нем постоянно, как думает о ней
«Когда меня положат в землю» – заключительная ария Дидоны, более известная как «Плач Дидоны»
