ту нить и потянуть,
Но так, чтоб все распалось от конца и до начала
Но нет начала, нет конца, и между ними тоже нет ничего
Начала есть концы
А все концы едины.
Время – вот прямая,
Да только человек – кольцо на ней.
Глава вторая
Когда их не стало, меня забрал к себе констебль.
Всю дорогу я не выпускал из рук отцовский подарок – пропахшую древесным дымом шапчонку. Жена констебля вытирала мне лицо тряпицей, смоченной в воде, а я молчал – у меня отняли голос те, кто танцевал в огне, вонь их горящей плоти, треск жадных красных челюстей и звезды, обнаженно сиявшие надо мной, пока я бежал. Алые пасти, белые глаза, и черви, осквернившие священный храм: белые черви, бледная плоть, алые пасти, белые глаза.
Их конец – мое начало.
Время – узел.
Вечер и утро стали днем первым.
Сначала я слышу голос, потом вижу лицо:
– Я пришел за мальчиком.
Меня накрывает черная тень. Его лицо – загадка, его голос – тяжкие оковы, они тянут меня вниз, пригибают к земле.
– Ты знаешь, кто я?
Я прижимаю шапчонку к груди.
Киваю. Да, я знаю, кто он.
– Вы – монстролог.
– Ты ему никто, Пеллинор.
– А разве у него есть кто-то еще, Роберт? Его отец умер, служа мне. Я перед ним в долгу. Видит Бог, я не просил об этой чести, но теперь я либо отплачу добром за добро, либо паду, исполняя свой долг.
– Прости меня, Пеллинор, я не хочу тебя обидеть, но мой кот больше годится на роль опекуна, чем ты. Сиротский приют…
– Я не потерплю, чтобы единственный сын Джеймса Генри был заточен в это ужасное место. Злосчастные обстоятельства отняли у ребенка родителей, и я заберу его к себе.
Нагнувшись надо мной, монстролог светит на меня блестящим глазом фонаря, сам оставаясь в его тени:
– Возможно, он обречен; ты прав. В таком случае, его кровь тоже на мне.
А длинные ловкие пальцы уже нажимают мне на верхнюю часть живота, щупают под челюстью.
– Зачем он вам, Пеллинор? Он еще мальчик, и не пригоден для вашей работы, или как вы ее называете.
– Я сделаю его пригодным.
– Спать будешь наверху, – сказал монстролог. – Там же, где в твоем возрасте спал я. Мне там было уютно. Так как тебя, говоришь, зовут? Уильям, верно? Или ты предпочитаешь Уилл? Дай-ка мне эту шапку, тебе она сейчас не нужна. Я повешу ее на крючок, вот здесь. Ну? Что ты на меня так смотришь? Забыл, о чем я спрашивал? Как мне тебя называть: Уиллом, Уильямом или еще как-то? Отвечай! Как тебя зовут?
– Меня зовут Уильям Джеймс Генри, сэр.
– Хм-м. Слишком длинно. Может, сократим?
Я отворачиваюсь. Над кроватью в чердачной комнате было окно, в него смотрели звезды – точно так же, не мигая, как тогда, когда я бежал прочь от огненного зверя, что сожрал их.
– Уильям… Джеймс… Генри, – прошептал я. – Уилл. – Что-то застряло у меня в горле, и я едва не подавился. – Джеймс… – Рот заполнил вкус дыма. – Ген… Ген…
Он громко
