предложили мне и двум моим соседям по комнате временно перебраться к ним, на четвертый этаж.
Не забуду, как в первую совместную ночь я, столь смелый и неуемный в фантазиях, уже познавший радость телесной близости с женщиной, был мучительно скован и беспомощен, а энергичная возня на двух соседних кроватях, доносящиеся оттуда вздохи, скрип, сумбурный шепот сердили меня и сбивали с панталыку.
Положение изменилось, когда наши пары решено было перетасовать, и после снисходительно-материнских объятий Ольги я угодил в горячие тиски Жанны. Все помехи для меня враз исчезли. Жанна, эта опытная и ненасытная любовница, обучила меня многим тонкостями и секретам любовного искусства. Я был вполне счастлив с нею. У нее имелся лишь один недостаток: в высший момент плотского ликования то одну, то другую ее ногу частенько сводило судорогой, и я не всегда мог определить в полутьме, искажается ли ее лицо от сладких мук или же морщится от обыкновенной физической боли.
Потом была Лёлёк (Лиля), которая по полночи тешилась с нигерами, проживающими на девятом этаже, удовлетворяя их примитивные животные инстинкты и получая в награду дешевые подарочки, а затем снисходила ко мне – для утонченного кайфа.
– Ты ласков, как женщина, – шептала она мне. – О, как ты ласков! О! Ох!
Они были такими разными. Порой забавными… Одна, помнится, всякий раз, наблюдая, как я ее раздеваю, укладываю, оглаживаю ее ноги, не переставала повторять: «Что ты делаешь? Ах, что ты делаешь?!». Другая неожиданно принималась кричать в постели: «Зверь! Ты зверь!», хотя я вел себя совсем не по-зверски. Но знать, ей хотелось, чтоб ею овладевал именно зверь, и ради ее удовольствия я рычал и скрежетал зубами, изображая из себя зверя. Третья, после бурных эмоций и последующих благодарных поцелуев, вдруг цепенела и пускала по щекам ручейки серых от поплывшей туши слез. В ответ на мои недоуменные вопросы («Я тебя чем-то обидел? Тебе было плохо?») она со всхлипами признавалась, что было хорошо, но только она любит другого, какого-то необыкновенного, замечательного, почти героического Васю. Ну и что? Люби себе!.. Нет, теперь она не сможет, отныне она станет презирать себя как низкую, падшую женщину. Я готов был расхохотаться, но сдерживался. Не потому, что проникался ее душевным состоянием, а оттого, что ее лицо, в сажных потеках, с припухшими губами и порозовевшими крылышками носа, тоже мокрыми, представлялось мне вдруг еще более притягательным и милым. Я вновь приникал к нему, со странным удовольствием ощущая губами его мокроту, соленость и пикантную косметическую горчинку.
Стоит помянуть еще одну экспрессивную особу. Эта в пылу страсти колотила меня по плечам кулаками, кусала, а один раз даже столкнула с кровати на пол (я расшиб локоть, что заметил только на утро).
Правда, бывали среди них и такие, которые занимались этим в основном для того, чтобы не отстать от подруг и казаться современными.
