то, как сильно она их любила.
Он не любил фотографировать, это Карли не расставалась с фотоаппаратом, вот и остался целый ворох снимков его и детей, и только на нескольких была она. Хотя Алекс, рассказывая детям о маме, всегда листал фотоальбом, его не покидало чувство, что рассказы превращаются… просто в рассказы. Связанные с ними чувства теряли форму, как песочные замки, смываемые волнами. То же случилось и с портретом Карли, висевшим в его спальне. В первый год после свадьбы он настоял сделать студийный снимок супруги, несмотря на ее протесты, и остался очень доволен. С фотографии смотрела красивая, независимая, волевая женщина, пленившая его сердце, и ночью, когда дети давно спали, он порой не сводил взгляда с лица жены со смятением в душе. А Джош и Кристен проходили мимо.
Он часто думал о жене и скучал по общению с Карли – дружба была краеугольным камнем их счастливого брака. В глубине души Алекс знал – ему снова хочется этого. Он был одинок, пусть и не любил это признавать. Много месяцев после похорон он решительно не мог представить себе отношений с другой женщиной, не говоря уже о новой любви. Даже через год он гнал от себя подобные мысли – боль была слишком сильна, память слишком свежа, но несколько месяцев назад он возил детей в аквариум, и, когда они стояли у бассейна с акулами, Алекс заговорил с красивой женщиной, стоявшей рядом. Она тоже не носила обручального кольца и пришла с детьми. Малыши оказались ровесниками Джоша и Кристен, и пока вся четверка бродила вдоль стеклянной стенки резервуара, показывая пальчиками на акул, женщина засмеялась над шуткой Алекса и вдруг показалась ему привлекательной, живо напомнив о том, что когда-то у него было. Разговор вскоре сошел на нет, и они разошлись, но, выходя, Алекс увидел, что новая знакомая машет ему на прощание. Ему остро захотелось подбежать и попросить номер телефона, однако он остался стоять, глядя, как ее машина выезжает с парковки. Больше он эту женщину не видел.
Он думал, что вечером на него нахлынет сожаление и он станет упрекать себя за нерешительность, но ничего такого не случилось. Собственное поведение не казалось ему неправильным, оно выглядело… нормальным. Не попыткой самоутвердиться, не опьянением перспективами, а просто нормальным, и Алекс понял, что начинает приходить в себя. Он не был готов посвятить себя холостой жизни. Если больше не сложится, значит, судьба. А если сложится? Алекс рассудил, что разберется, когда кто-нибудь появится, и готов был ждать, пока не встретит ту, которая вернет радость в его жизнь и будет любить его детей не меньше, чем он. Однако Алекс сознавал, что шансы найти такую женщину в Саутпорте ничтожны – городок слишком мал. Практически все, кого он знал, были либо замужем, либо на пенсии, либо ходили в местную школу. Не так много было кругом одиноких женщин и еще меньше тех, кто согласился бы пойти за вдовца с детьми, а другие варианты отпадали. Может, он и тяготится одиночеством, может, ему и не хватает общения, но детьми он жертвовать не станет – и без того они достаточно
