в речке по распорядку: по свистку в воду, по свистку из воды, вожатые изводили детей бесконечными маршировками строем под палящим солнцем в парадной пионерской форме. Весь день, не умолкая, на столбе репродуктор громко транслировал песни: «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих», «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!».
Ночью в спальне на двенадцать девочек, похожей на казарму, невозможно было уснуть от сальных историй, которые пионерки рассказывали друг другу громким матом. Нине претило чувство сплочённости с таким вот коллективом. Она себя ощущала овцой в загоне. Нина отказалась ехать в «Рябинку».
Другое дело море. Целыми днями можно купаться столько, сколько хочешь, гулять в сосновом лесу и собирать ягоды, читать книжки или играть в кружок в волейбол. Самое неприятное, но, увы, неизбежное – и здесь устраивали утреннюю пионерскую линейку – построение по отрядам с горном и знамёнами на плацу. Но это длилось недолго, зато потом весь день свободен.
В эту ночь Нина лежала и, пока дожидалась, когда все заснут, вспоминала, леденея от ужаса, «страшные» случаи, которые с ней происходили.
Так, однажды прошлой зимой, когда Нина каталась в Лужниках на взятых напрокат лыжах, простых деревянных, со старыми железными креплениями, она случайно подъехала к малому трамплину – к тому месту, куда прыгуны приземляются после прыжка. Дух захватывало от открывающейся панорамы Москвы. На фоне синего морозного солнечного неба золотом горели купола церквей, как огромные леденцы, возвышались высотные здания, и сверкала льдом, как лента серпантина, Москва-река в каёмочке снежных берегов.
Нине захотелось воспарить птицей в небо или хотя бы прокатиться с ветерком с такой высоты вниз. Ей казалось, что это возможно, но что-то её все-таки удерживало, и она не решилась.
И слава Богу!
Однажды в пятом классе на школьном дворе во время субботника кто-то из мальчишек принёс ужа. Змеёй сначала пугали друг друга, а потом стали травить девчонок, что, конечно, гораздо интереснее.
Нина вздрогнула, когда услышала визг и вопли: «Змея!» Она до отвращения боялась всего ползучего, даже земляных червей, а уж змей и подавно, и с ужасом поняла, что если мальчишки, подкравшись сзади, бросят ей на плечо скользкого и гадкого, извивающегося ужа, то она просто этого не вынесет.
И тогда она сама удивилась своему неожиданному поступку – Нина подошла к мальчишкам и громко, с вызовом сказала:
– Я не боюсь ужа, дайте его мне!
После чего решительно протянула руки к рыжему гогочущему мальчишке с ужом в ладошке. Рыжий до этого момента кривлялся, паясничал: сучил, как журавль, длинными ногами, приплясывал, улюлюкал, скалил редкие зубы, веснушчатым лицом корчил страшные и смешные рожицы. Но после слов Нины он замер как вкопанный. Все оторопели и уставились на Нину.
Рыжий в оглушающей тишине осторожно, медленно положил в Нинины ладони прохладный клубочек почти замученного ужика. Мгновение, и уж зашевелился, поднял
