меня раздевала. Хоть и медработник, а всё же… Ничего, сам как-нибудь управлюсь. Одна-то рука действует.
Понимаю, что Клавдия Степановна ничем не заслужила моего недовольства. Пытаясь загладить свою неоправданную грубость, примирительно спрашиваю, кивая в сторону окна:
– А та кровать свободна?
– Да уж занята. Пока енту кандейку разгребали, ещё одного болезного подвезли. Скоро приведуть. Дохтур наш над ним сейчас колдуеть. Шибко много кровушки потерял. Ох, горе…
Качая головой, она поспешила выйти в коридор, предоставив меня самому себе.
Странно. Никакого «болезного» я в глаза не видел, хотя проторчал всё это время в приёмном покое. Куда ж его подевали? Мимо меня точно бы никто незамеченным не прошёл. Тем более окровавленный мужик с врачами со «скорой». На такую процессию трудно внимания не обратить.
Я аккуратно сел. Кровать была панцирная, поэтому боялся, что провиснет. Вопреки ожиданиям почувствовал твёрдую опору, которая даже не думала прогибаться. Когда приподнял край простыни, сразу понял в чём дело, разглядев деревянный щит под сложенными друг на друга двумя матрасами. Жестковато будет.
Вздохнув, стал расстёгивать джинсы.
Никогда не пытались делать всё одной рукой? Попробуйте. У меня-то хоть правая. У некоторых она, вон, в гипсе, а то и обе сразу. Каково им, горемыкам безруким? Ни в туалет сходить по-человечески, ни нос почесать, не говоря уже о более сложных вещах…
Переоделся с горем пополам. Натянул пижамные штаны – серые в тонкую чёрную полоску. Рубаху той же расцветки просто накинул на голые плечи, продев здоровую руку в один рукав. Куртку с футболкой с меня сняли ещё на перевязке. Они теперь лежали в пакете за кроватью. Туда же отправились и джинсы с кроссовками.
«Вещи надобно в гардероб отнесть», – вспомнились напутствия Клавдии Степановны по дороге сюда. Говорила она много, но слушал я вполуха и мало что запоминал. А ещё мы по ходу дела заглянули в процедурный кабинет, где заботливая медсестра скормила мне какую-то пилюлю. Не от неё ли так клонит в сон?
«Просушить бы одежду перед сдачей», – лениво шевельнулась в голове здравая мысль, когда я со всей предосторожностью лёг на спину. Глаза под смеженными веками наотрез отказались открываться, а бунтовать, вступая в борьбу со своим собственным организмом, не было ни сил, ни желания. Слишком уж много свалилось сегодня на мои хрупкие, как показала практика, плечи.
Шмотки подождут. Чай, не запреют за пару-тройку часов. А пока спать…
Другой доктор и Больничный
Меня разбудили негромкие голоса, один из которых я узнал.
– …Ложимся, ложимся в коечку, – уговаривал кого-то Михал Михалыч.
Я лежал головой к выходу и расположенному рядом с ним окну, поэтому соседней кровати не видел. Повернуться, естественно, не мог. Оставалось лежать и слушать.
