и зловещие предсказания. Будто бы ещё в 1703 году местный рыбак, показывая Петру I на Заячьем острове берёзу с зарубками, до которых доходила вода во время наводнений, предупреждал, что здесь жить нельзя, что со временем ему «воздастся за дерзость». Ответ монарха был, как всегда, скор и категоричен: «Берёзу срубить, крепость строить».
Другая легенда повествует о древней ольхе, росшей на Фомином острове, у будущей Троицкой пристани, задолго до основания города. Финны, жившие в этих местах, рассказывали, что ещё в 1701 году произошло чудо: в сочельник на ольхе зажглось множество свечей, а когда люди стали рубить ее, чтобы достать свечи, они погасли, а на стволе остался рубец. Девятнадцать лет спустя, в 1720 году, на Петербургском острове явился некий пророк и стал уверять народ, что скоро на Петербург хлынет вода. Она затопит весь город до метки, оставленной топором на чудесном дереве. Многие поверили этой выдумке и стали переселяться с низменных мест на более высокие. Пётр, как всегда, действовал энергично: вывел на берег Невы роту гвардейского Преображенского полка, «волшебное» дерево велел срубить, а «пророка» наказать кнутом у оставшегося пня.
И еще. По старинному преданию, около крепости стояла древняя ива, под которой в первые годы существования невской столицы какой-то старец, босой, с голой грудью, с громадной седой бородой и всклокоченными волосами, проповедовал первым обитателям Петербурга, что Господь разгневается и потопит столицу Антихриста. Разверзнутся хляби небесные, вспять побежит Нева и поднимутся воды морские выше этой старой ивы. И старец предсказывал день и час грядущего наводнения. Про эти речи узнал Пётр. По его приказанию старца приковали железной цепью к той самой иве, под которой он проповедовал и которую, по его словам, должно было затопить при наводнении. Наступил день, предсказанный старцем, но наводнения не случилось. На другой день неудачливого пророка наказали батогами под той же ивой.
Рассказывали в старом Петербурге и легенду о трёх чухонских старцах, языческих жрецах, которые по священной сосне, стоявшей на берегу Невы, «определяли время грядущих бедствий, наводнений и других природных катаклизмов». Но так как эта сосна мешала строительству, Пётр лично, «кряхтя и матерясь при этом», срубил её. Если верить фольклору, жрецы в ответ на поругание святыни ответили проклятием строящемуся городу и предсказали ему «чёрную судьбу». Пётр молча выслушал жрецов и приказал отрубить им головы.
С неизменным постоянством такие предсказания будут сопутствовать всей истории Петербурга, и мы ещё встретимся с ними, особенно на рубеже XX столетия. Но тогда, почти через двести лет, они будут носить более театральный, игровой характер, рассчитанный на яркое впечатление. В начале же XVIII века, во всяком случае, для огромной массы тёмного, невежественного народа, всё выглядело иначе.
Одним из наиболее ранних документов, зафиксировавших легенду о грядущем исчезновении Петербурга, было собственноручное
