с её фаворитом некоторым образом сближала их общая страсть к лошадям, и она часто приходила в конюшни Бирона полюбоваться на его красавцев.
Однако не только безобидной страстью к лошадям был известен в Петербурге всесильный фаворит императрицы. Говорили, что там, где у Невы берет своё начало Фонтанка, находились секретные службы Бирона. «Народная молва, по свидетельству Пыляева, приписывала этой местности недобрую славу, люди суеверные видели здесь по ночам тени замученных злым герцогом людей; особенно дурной славой пользовалось место, которое занимает сад училища правоведения».
К этому же ряду легенд можно отнести и более поздние легендарные свидетельства малолетних кадетов училища правоведения, стоявшего у истока Фонтанки. Будто бы ещё во времена Петра I на месте училища стоял дом Персидского посольства. Однажды за какую-то провинность тамошнему персу, с суеверным ужасом рассказывали кадеты, отрубили голову. С тех пор обезглавленная тень того перса бродит по ночным коридорам училища, наводя страх на будущих правоведов. Не отголоски ли это легенд о таинственных жертвах жестокого герцога Курляндского?
Впрочем, тени загубленных жертв временщика появлялись не только у Прачечного моста. С ними петербуржцы встречались и у реки Ждановки. По старым преданиям, на берегу этой реки также существовали какие-то тайные службы Бирона.
От подозрений всесильного курляндца в Петербурге не был свободен никто, даже дочь Петра I цесаревна Елизавета. Говорят, однажды Бирон лично, «прячась за садовым тыном, в наряде простого немецкого ремесленника», следил за ней во дворе Смольного дома, где она одно время жила.
Впрочем, «опека» цесаревны не ограничивалась этой невинной слежкой. По указанию Бирона был отлучён от Елизаветы её первый любовник «красавец и весельчак», А.Я. Шубин. С изменённым именем и в сильно изуродованном виде его сослали на Камчатку. Говорят, что сразу по воцарении Елизавета велела отыскать своего возлюбленного и вернуть в Петербург. Посланный за Шубиным офицер объездил всю Сибирь, но следы его затерялись. Уже совершенно отчаявшись, офицер с горечью заметил, осматривая последний острог: «Что же я скажу государыне Елизавете Петровне?». И услышал, как кто-то из арестантов спросил: «Разве на престоле уже Елизавета Петровна?» Это был Шубин, совершенно неузнаваемый и неопознанный.
Наиболее громкое политическое дело Петербурга того времени, непосредственно связанное с Бироном, – публичная казнь кабинет-министра Артемия Петровича Волынского, государственного деятеля, который открыто выступал против ненавистного временщика – безродного курляндца, недавнего конюха, которому императрица, как говорили, не без вмешательства злых духов, полностью поддалась.
27 июня 1740 года в тюрьме Петропавловской крепости Волынскому, обвиненному в государственной измене, вырвали язык, после чего вместе с его «конфидентами» Хрущовым, Еропкиным, Мусиным-Пушкиным,
