воскресенье на стол у окна тетушка Афросинья поставила в вазу вербу. За чаем были просфоры. Василий Сергеевич умывался у колодца ключевой водой. Лицо красное, веселое. А Иван Иванович мрачно перевязывал руку и говорил:
– Полакомились поросенком. И кто знал, что поросенок кусается. Редкий случай, неслыханный в зоологии.
– А я читал, – сказал Коля Курин, – укус поросенка может быть смертельным.
– Это где же вы читали, позвольте вас спросить? – ехидно полюбопытствовал доктор Иван Иванович.
– В естественной истории, – кротко ответил Коля Курин.
– И читали, что укус смертелен?
– Не смертелен, но опасен…
– А вы бы поменьше говорили, Николай Васильевич, великая польза для вас от этого проистекла бы…
– Колька, всем в Москве известно, всегда накликает беду, – смеялся Юрий Сергеевич. – В кружке, когда в карты играют, как Николай подойдет смотреть, так его нарочно уводят, чтобы не смотрел.
– Это кто же меня уводит? – спросил Коля серьезно. – И куда это уводят? Эх, чушь ты всегда несешь, Юрий. Меня не очень уведешь, я ведь действительный член кружка.
– Скажите! – удивился Вася. – Но когда же тебя в действительные провели? Я старшина. Что-то не помню.
– Э, брат, ты старшиной-то без году неделя. А я еще при Сумбатове прошел. Все, брат, беленькие получил.
– Это я узнаю, как это – все беленькие! У меня и то три черных было.
У крыльца раздался визг поросенка.
– Слышите! – сказал Иван Иванович. – Поросенок!
Все выбежали на крыльцо. Перед крыльцом стоял Игнашка – сын мельника с Ремжи. Говорил, что переехал в челне у деревни, поймал поросенка и вот явился.
Перед ним в мешке барахтался виновник всей кутерьмы, стояли Дедушка и тетенька Афросинья. Дедушка говорил:
– Куда его? Ведь к нашей свинье в закуту не пустишь. В коровник надо.
– Никак нельзя, – сказала тетенька Афросинья. – Не пущу в коровник.
– Зарезать его, – сказал Юрий.
Поросенок пробился и высунул голову из мешка. Он имел вид напуганный и жалкий.
– Ведь вот, Юрий Сергеевич, резать… Ведь время-то какое! Страстная неделя. Кто резать-то станет? – Говеют, – сказала Афросинья.
– Тащи назад! – крикнул доктор. – Верно, жалко резать. Поросенок удалой, кусается. Прощаются грехи сейчас всем. Бери назад. Корми, пои, свинья выйдет. Я заплачу. И поросята потом у меня будут свои.
Игнашка взвалил на плечо мешок с поросенком и засмеялся, говоря:
– «Поросята будут»… так ведь он боров!..
Сирень и шкаф
Как прекрасно весеннее небо утром! Разбросанные в голубом эфире светлыми перьями, весело стелются облака, спускаясь к розовой дали весеннего леса, отражаясь в голубой воде разлива рек. Еще белеют в оврагах снега. В саду моем пожелтели осины, синие тени кладут ветви больших берез на обсохшую крышу сарая.
Я лежу на скамейке сада и вижу, как сидит
