не надо «ля-ля!». Я вам ничего не говорил! – объявляет он не без торжественности и демонстративно двигает листок Работодателю под нос. Потом возвращается в кресло, смотрит почему-то на Юрия (впервые за все это время – с вызовом смотрит, горделиво, «знай наших») и повторяет:
– Не надо «ля-ля!». Не сказано, значит не сделано!
Работодатель берёт листок, читает написанное, удовлетворенно кивает, а затем извлекает из нагрудного карманчика тускло блеснувший «Ронсон». Выщелкивает длинный синеватый огонек, подносит к нему листочек и подождав пока огонь доберется до пальцев, бросает обугленные останки в медную пепельницу.
– Только так! – произносит Работодатель строго и принимается размешивать и растаптывать пепел огрызком карандаша.
– У меня сложилось несколько противоречивое впечатление о Вашем деле, – говорит он, – Мне нужно подумать, прежде чем я приму окончательное решение.
Тельман Иванович печально кивает. Он со всем согласен. Он вообще больше не слушает, что ему говорят. И едва только Работодатель делает паузу – значительную паузу перед тем, как сформулировать самое деликатное, Тельман Иванович вдруг сообщает:
– У меня отец был филателистом…
Отец филателист
Работодатель вежливо замолкает, ожидая продолжения, но продолжения все нет и нет. Минута проходит (это очень долго!), потом идёт другая и тут Тельмана Ивановича прорывает:
Отец был филателистом. Не знаменитым каким-нибудь, нет. Денег вечно не хватало, но самоотверженным и знающим. Тельман Иванович многому у него научился и вообще пошел по стопам. Так вот отец привез из Германии в качестве трофея некоторое количество марок. Время было такое. Многие целыми чемоданами привозили и некоторые ныне замечательные коллекции начали произрастание свое именно из этих чемоданов. У отца же никаких чемоданов в помине не было. Так, несколько альбомов и обувная коробка, набитая марками разных стран и времен. И вот много лет спустя, уже отца в живых не было, уже сам Тельман Иванович выбился в люди и стал известен в кругах специалистов, попалась ему под руки эта коробка, и решил он разобраться, что там за материал и не найдется ли там что-нибудь интересненькое.
В коробке среди прочего обнаружился желтый, плотный конверт из-под фотобумаги «Кодак», а в конверте этом – несколько десятков самых разных марок, в том числе и на обрывках конвертов. Вообще говоря, «марки на вырезке» (то есть аккуратно вырезанные из конверта таким образом, чтобы остались тут же при марке почтовые штемпеля, служебные наклейки и прочая специфическая мутотень), такие марки ценятся особо, но здесь, в желтом конверте, наличествовали только какие-то драные обрывки конвертов и открыток, грязноватые, иногда даже замасленные и совершенно неколлекционные на вид.
Он собрал их в общую кучу и положил в кювету с теплой водой, чтобы отмокли от бумаги сами марки – в основном «рядовые немецкие княжества и кое-какая небезынтересная Швейцария». Каково же было его
