изголовьями кроватей появились заспанные лица.
– Елизавета, вы не подумали: люди спят ночью. – Спокойно начала Валентина. – Здесь же есть и другие, кроме вас и Тамары!
– А мне-то что: люди или не люди, я – тоже человек. Мене завтра на выходные отпускают, надо вещи подготовить. Чего я буду до утра ждать, если мне не спится? – Голос у нее был отрывистым, злобным, больше похожим на лай.
– Ах, ты – человек! – Пошла на нее Тамара. – Я покажу тебе, какой ты человек! А ну, давай отсюда!
Тамара напирала на Елизавету, подбоченившись, наклонив голову вперед, как рассвирепевшийся бык. Было слышно, как хрипело в ее горле, голос стал сухим и сиплым.
Елизавета попятилась, протиснулась в открытую дверь, закрыла ее с той стороны спиной. Тамара рвалась наружу, но выйти не могла – дверь даже от толчков приоткрылась только на узкую щель.
– А, ну, отойди от двери! – Кричала она. – Я тебе счас все твои тряпки сожгу!
Дверь распахнулась, но в проеме появилась другая фигура – плотная, с веером взлохмаченных волос на голове.
– Девчонки, вы что шумите? – Приглаживала растрепавшуюся прическу дежурная медсестра. – Зачем вы ее в коридор вытолкнули?
– Как она меня замотала! – Устало сказала Тамара и опустилась на кровать.
Медсестра обернулась, взяла за руку Елизавету и ввела ее в палату. Получилось, как в пионерском лагере, когда воспитательница пытается примирить поссорившихся подружек. Елизавета вошла, прижимая к себе второпях набитые тряпками пакеты, и, стараясь, не шуметь, аккуратно сложила их рядом с кроватью.
– Черти что! – Бурчала Тамара. – На бал собралась, что ли? Золушка, язви ее.
Утром Тамара говорила мало, на завтрак пошла без Елизаветы, села за другой стол и не проронила ни слова. Елизавета к ней не приближалась, а после обеда вообще исчезла из палаты.
– Перевели в другое отделение, – ответила на мой вопросительный взгляд Тамара. – Без нее спокойнее будет.
И она тщательно разгладила складки на заправленной кровати Елизаветы.
Место Елизаветы долго не пустовало – его заняла новая пациентка – Надежда. Она пришла на следующий день: вошла в палату, как в спортзал: решительно и энергично. По ее уверенным движениям считывалась: она здесь не новичок. Традиционные вопросы новеньких, типа, где здесь туалет и пр., она не задавала, выглядела бодрой и подтянутой.
На вид ей было лет 45, но по уставшим глазкам чувствовалось – больше. Разницу скрывали заметные признаки ухоженности: сбитая, плотная фигура (явно благодаря фитнесу), гладкая на лице кожа (наверное, за счет хорошего косметического салона) и дорогое стильное платье (может, из гардероба дочери). Все в ней – от уверенного взгляда до сумочки от Guchi – говорило о достатке, поэтому в наш убогий интерьер она не вписывалась и смотрелась также нелепо, как жемчужное ожерелье в холщовой сумке.
– Ну,
