чувство юмора, а полчаса, проведенные с занудой Глоссопом, заставили меня ценить это качество особо. Выяснилось, что Уайт, как и я, в школе новичок. Его предшественник внезапно уволился во время каникул, и Уайт занял вакансию почти одновременно со мной. Мы согласились, что место приятное, а уединенность, как я понял, Уайт считал достоинством. Сельское общество его не слишком привлекало.
Моя работа началась на следующее утро в восемь часов.
Первый же день в корне изменил мои представления об образе жизни преподавателя в частной школе. Его судьба оказалась достойна зависти лишь на сторонний взгляд. Прежнее мое мнение складывалось из детских школьных наблюдений, когда учителя виделись небожителями, которые ложились спать, когда хотели, не готовили уроков и не подвергались порке. Эти три фактора, в особенности последний, составляли вполне приемлемую основу моей мечты об идеальной жизни.
Однако, не пробыв в «Сэнстед-Хаусе» и пары дней, я ощутил растущие сомнения. Видя, как учитель пребывает в заманчивом безделье, мальчишка понятия не имеет, насколько тяжкое бремя несет бедолага на самом деле. Он постоянно на работе, а осознавать это весьма нелегко, особенно тому, кто до сей поры жил привольно и беззаботно, защищенный от большинства невзгод солидным доходом.
«Сэнстед-Хаус» научил меня уму-разуму, сотню раз ткнув носом в слабость характера и нерасторопность, которые я невольно проявлял. Должно быть, некоторые другие профессии требуют большей отдачи, но и преподавание чудесно взбадривает того, кто имеет независимый доход и до сих пор прожигал жизнь как хотел.
Такая встряска была мне необходима, и я ее получил.
Даже директор, казалось, понял, как благотворно действует на мою душу школьная дисциплина, и по доброте своей предоставил мне возможность выполнять не только собственные, но и большую часть его обязанностей. Позже я узнал от других учителей, что директора частных школ бывают двух видов: труженики и любители поездок в Лондон. Арнольд Эбни принадлежал к последним. Мало того, я сомневаюсь, что на всем юге Англии отыщется более яркий представитель этой категории. Лондон притягивал его как магнитом.
После завтрака он отводил меня в сторонку и заводил всегда одну и ту же песню:
– Э-э… мистер Бернс…
– Э-э… да? – обреченно вздыхал я, «как дикий зверь, в капкан попавший, когда ловца в лесу он замечает», если воспользоваться сравнением Теннисона.
– Боюсь, мне сегодня придется съездить в Лондон. Я получил важное письмо от… – Тут называлось имя одного из родителей или кого-нибудь, еще не удостоенного такой чести. Будь у вас хоть двадцать детей, вы для директора не «родитель», если не отдаете их к нему в школу. – Он желает… э-э… познакомиться. – Если же родитель «настоящий», то: – Он желает обговорить кое-что. – Тонкое различие, которое мистер Эбни неизменно подчеркивал.
Вскоре
