это высокая концентрация впечатлений. Не чего-то определенного, а всего сразу. Сильного, слабого, радостного и печального – таким мощным потоком, что просто захлебываешься.
Когда-то я был здесь счастлив. Летом мы приезжали сюда, к тете, и я обретал ту самую свободу, которой лишены дети мегаполисов. Я гулял с высоко запрокинутой головой, рассматривал сквозь осколок зеленого бутылочного стекла корабли из облаков. Ближе к концу ужина я уже засыпал на стуле, и тетя, от платья которой пахло булочками с вишневым джемом, брала меня на руки, уносила в спальню. А там любимая кровать, накрахмаленное белье хрустит, любимые носки с собачьей вышивкой и так тесно задернутые занавеси, что темные кроны деревьев за окном больше не пугали.
Почему-то летними ночами я засыпал с мыслью о приближающемся Новом годе. О времени, когда снежный вихрь разрисует окна узорами, а я буду разгадывать их, как ребусы, и в итоге они непременно сложатся во что-нибудь трогательное. Детство, прошлое – неизлечимо.
«Ты молодец, что приехал. И дети, видел же, как обрадовались. Ты как, все по-прежнему один? Африка, не забывай, а что судьбе надо противостоять, что ее надо выбирать, а не плыть по течению, что счастье можно вылепить собственными руками… Мне кажется, ты сдаешься. Если уже не сдался». Кладу себе еще одну кукурузную лепешку. Она пахнет семечками и посыпана молотым кориандром.
– Клюква, ты знала, что счастье по-индонезийски – «сука»?
Снимает с плиты закипевший чайник, разводит мне еще одну кружку малинового морса с мятой.
– Ты вместо того чтобы стебаться, лучше женись или давай сюда переезжай. Кто в городе за тобой ухаживает? Волнуюсь я за тебя. Я не понимаю, что ты делаешь.
– Что? Хм… Все пытаюсь раздробить камень в груди, но не получается.
– А ты поосторожнее, Африка: разбивая камень, не задень сердце.
Я нахожусь здесь, на подсознательном уровне торопя время. Быстрее бы вернуться туда, в свое одиночество. Сейчас самым адекватным кажется просто уехать отсюда. Это всегда кажется правильным взамен притянутому за уши соблюдению приличий. Не из-за того, что с ними мне плохо. Когда делаешь все так, как хочет даже самый родной человек, – это не то чтобы неинтересно, но это же элементарно не твоя жизнь, и рано или поздно это обернется разочарованием.
– Положишь мне с собой лепешек?
– А ты разве уезжать собрался?
– Да, Клюква, мне пора.
Она отводит разочарованный взгляд, закусывает губу. Молчит пару минут.
– Так трудно найти нужные слова, чтобы удержать тебя. Наверное, это из-за того, что я понимаю бессмысленность этих попыток.
– Пойду собираться, – роняю я и выскальзываю из кухни, опасаясь растерять решимость.
11
Кондиционер в машине выдохся, раскаленное железо – и ты в нем. Странно, но я уже не ощущаю здешней жары, хотя снаружи вот-вот расплавлюсь. Полтора
