неестественно.
– А я вообще неестественна. И давно знаю об этом! – запальчиво бросила ему Елизавета.
– Муж мог бы разделить с вами все тяготы и заботы по управлению государством, – не сдавался Сесил. – Он бы стал отцом наследников, продолжающих линию вашего величества.
– И быстро загнал бы меня в детскую, постоянно умножая число этих наследников! – язвительно парировала Елизавета. – Нет, Уильям. Я не потерплю, чтобы мужчина управлял мною и узурпировал мою власть.
Сесил вздохнул:
– Не исключено, что король Филипп будет просить вашей руки. Де Фериа намекал на это.
– Де Фериа и мне намекал. Что ж, пусть Филипп тешится надеждами.
Елизавета вспомнила расчетливые, похотливые глаза испанского короля, его холодность, пухлые презрительные губы и внутренне содрогнулась. Филипп наверняка мечтал уложить ее в постель. Но она даже в страшном сне не представляла себя его женой. К тому же существовало непреодолимое препятствие для их брака – разница религий.
– Нам незачем ссориться с Испанией. А потому, Уильям, мы будем кормить испанского короля обещаниями. Но крепко заруби себе на носу: я не намерена попадать под чью-либо власть. Я управляю, а не мной управляют.
– Мы выработаем линию поведения, приемлемую для вашего величества, – дипломатично ответил Сесил.
Елизавета больше не произнесла ни слова. Пусть Сесил убедится, что ее намерения не сиюминутный каприз.
Еще одним посетителем, испросившим аудиенцию у Елизаветы, стал новый архиепископ Кентерберийский, благочестивый Мэтью Паркер. В свое время он был исповедником ее матери. Возникшее подозрение, что архиепископа послал Сесил, не подтвердилось.
– Ваше величество, меня к вам привела священническая обязанность, – начал архиепископ. – Ваша покойная матушка, наша праведная королева Анна, за три дня до своего ареста позвала меня и сказала: «Если со мной что-то случится, позаботься о благополучии моей дочери».
– Выходит, она знала, – прошептала Елизавета. – Предчувствовала свой конец.
Елизавета прекрасно представляла себе чувства матери. Она сама была узницей Тауэра, где могли казнить и ее. Увы, предчувствия не обманули Анну.
Паркер болезненно поморщился, как будто все это происходило совсем недавно.
– Анна знала, что против нее плетется гнусный заговор. Все ее враги, забыв былые распри, объединились. Она боялась их действий. Но я сомневаюсь, что она предчувствовала собственную казнь. Бедняжка. Она оказалась храбрее льва.
– А мой отец? – спросила Елизавета.
Она отказывалась верить, что отец, которого она почитала, ради женитьбы на Джейн Сеймур мог отправить ее мать на плаху.
– Поддался клеветническому влиянию со всеми вытекающими отсюда последствиями, – твердо ответил Паркер.
– Я пришла к такому же выводу, – сказала Елизавета. – Он был великим королем, но поддавался пагубному влиянию.
