встала на колени над трупом мужа и вновь попыталась вытащить нож за рукоятку, пока он с отвратительным, хлюпающим звуком не вышел из раны. Затем, стиснув зубы и бормоча про себя «Аве, Мария», Китти несколько раз полоснула себя ножом по рукам и груди. Вскоре ее тонкая ночная сорочка промокла от крови. Тогда Китти остановилась и вновь воткнула нож в рану.
А потом она заплакала. О Лиззи, о всех своих детях, о себе и даже о Томе.
Она продолжала плакать, когда прибыли полицейские.
Их было двое, один огромный и толстый, как Том, второй маленький и костлявый, с узким, исполненным подозрения лицом. Раньше, когда Кевин и Рори несколько раз приходили в полицейский участок и жаловались, что отец избивает их мать, все полисмены, включая эту парочку, лишь смеялись и говорили: «Что ж, удачи ему. Ступайте домой, ребята, это нас не касается». И теперь, когда жертва дала сдачи, они не выказали ни малейшего сочувствия ни ей самой, ни полученным ею ранам.
Совсем иначе повели себя медсестры в больнице, куда отвезли Китти, как, кстати, и инспектор уголовной полиции, который пришел побеседовать с ней утром следующего дня.
Медсестра прошептала:
– Хорошо, что все так закончилось, милочка. Держу пари, он заслужил такой конец.
И Китти нетвердым голосом отозвалась:
– Еще бы. Вы даже не представляете, насколько вы правы.
Это было самое меньшее, что она могла сделать для Лиззи, которой все это время пришлось возлежать с этим зверем с ее тайного благословения.
Разумеется, она все знала!
Она, Китти О’Брайен, которая считала себя прекрасной матерью, спала в гостиной, в комфорте и одиночестве, в то время как в глубине ее души зрело ужасное подозрение, нет, осознание того кошмара, что творился наверху. Она прятала голову под подушку, когда слышала, как знакомо скрипят наверху пружины кровати, говоря себе, что это слишком страшно, чтобы быть правдой, что у Тома бессонница из-за того, что он очень много выпил. Китти не могла признаться себе в том, что происходит немыслимое, потому что в таком случае она должна будет прекратить это, и поскольку Тому нужна женщина, значит, это ей, Китти, придется лежать в просторной мягкой кровати и утолять его животные желания.
А ведь Лиззи достаточно было всего раз, один-единственный раз услышать, как отец набросился на Джоан, и она понеслась наверх, словно ангел мщения, несмотря на боль от аборта, о котором впоследствии рассказала ей Тереза Гарретт.
Так что, когда в больницу пожаловал детектив-инспектор, Китти уже готова была признаться, убедительно и правдоподобно, в убийстве Тома.
– Он всегда был бешеным, – прошептала она, – еще в ту пору, когда мы поженились.
Инспектор кивнул. Его люди уже доложили ему о том, что мальчишки О’Брайены неоднократно приходили в участок с просьбой о помощи, и соседи подтвердили, что убитый наводил страх на семью в течение многих лет. Кроме того, доктор Уолкер рассказал инспектору о неоднократных выкидышах
