style="font-size:15px;"> – Карла. – Коул повысил голос и постучал вилкой по бокалу. Нотте настолько погрузилась в мысли о работе, что прослушала семейную беседу.– Что. – голос женщины прозвучал слишко грубо и жестко. Она подняла голову и поймала почти такой же выразительный взгляд мужа, как после вопроса об ужине. Коул закрыл глаза и глубоко вздохнул, чтобы усмирить нарастающее раздражение.
– Ян, продолжай, – Коул перевел взгляд на сына и натянуто улыбнулся. – О чем ты хотел поговорить с нами?
– Я… – сын отложил столовые приборы, вздохнул, поставил локти на стол, сложил пальцы в замок и сжал ладони. Карла снова почувствовала тянущую боль в желудке и подумала: «Вот оно». Ян молчал и собирался с мыслями. Карла взяла бокал и собралась уже рявкнуть на сына, чтобы он прекратил этот цирк и разорвал затянувшуюся паузу, но Ян сделал вдох и заговорил.
– Я не жду вашего благословения и разрешения. Я ставлю вас перед фактом. Мне важно, чтобы вы оба знали об этом. И узнали об этом от меня. Я… уже полгода состою в отношениях с одной женщиной, которая немного старше меня, и мы собираемся жить вместе. Я переезжаю в её квартиру на следующих выходных.
Коул не сразу понял откуда раздался звук лопнувшего стекла, брызнувшее на руку вино заставило его обратить внимание на Карлу и второй раз за вечер испытать ужас от торчащих из её сжатых пальцев осколков стекла и стекающего на белую скатерть обагрённого кровью вина. Ян вздрогнул и опустил голову. Он выглядел как бездомная собака, готовая кинуться в бой, хоть старался выглядеть спокойным.
– Коул. – Голос Карлы звенел от ярости, словно ледяная глыба. – Выйди.
– Возьми себя в руки… – прошипел Коул, но Карла больше не слушала: сам решил остаться.
– Ты сам-то понял, какую хуйню сморозил? – Ян растерянно заморгал, впервые слыша мат от всегда сдержанной и отстранённой матери. – С чего это ты решил с милфой ебаться? Комплекс неполноценности? Тебе старую и богатую мамочку надо, ебаный ты альфонс? Девок молодых не хватает, что ты пошел в песочницу хуй закапывать?
– Карла. – Коул опешил от грубости жены не меньше Яна, но Карла не слышала его голос и не чувтствовала, как в ладони хрустят осколки разбитого бокала.
– Ты позоришь нашу семью. Себя. Своего отца. Меня. – вспыхнувшая ярость заполнила собой грудную клетку, растекаясь от горла под рёбрами к пищеводу, и ноющая боль, наконец, отступила. Голос Карлы звучал как на допросе – строго, презрительно, надменно. – Ты позоришь моё звание. Я, по-твоему, как буду смотреть в глаза коллег, если у меня сын паразит и бабкоёб? А, приживала? Ты никуда не поедешь. Остаёшься дома.
– Я уже всё сказал. – Карла удивилась, как тон голоса Яна напоминал её собственный. – Я позорю нашу семью? А можно опозорить то, чего нет? – Ян сжал кулаки и посмотрел в глаза матери пронзительным взглядом. – И чего у нас никогда не было. Да и чем же я «опозорил» тебя и отца? Тем, что в отличие от вас,
