style="font-size:15px;"> – Ну и правильно. Горжусь тобой, – она снова любя растеребила волосы. – Ну, пойдем? Тебя там уже все заждались.
– Идем.
Солнце зашло за горизонт. Воздух стал прохладнее, в нем ощущался приятный аромат расцветшего Иван-чая. Мы, не спеша, направились к нашим домам. Поднимаясь по низкой горе, – к «Акватории», Лина рассказывала мне про сегодняшние приключения с детьми гостей. Я кивала, но думала о своем, все-таки голос ее как-то успокаивал.
Наконец-то мы добрались до наших домов. Тетка помахала рукой. Забавная она. Я еще немного посмотрела на «Морс», скромный, но на самом деле, внутри он очень даже ничего. Как только мы переехали, она стала часто звать меня к себе, а я вечно таскала у из ее кухни фруктовые леденцы. И сейчас таскаю: такие вкусные фруктовые леденцы есть только у одного человека в «Акватории».
Лина всегда все разрешала. Никогда не было такого, что она на меня кричала или ругала, хотя причин на это было много. Однажды неуклюжая я разбила ее любимую вазу. Она та еще цветочница, – частенько ставила в ту вазу хризантемы, разумеется, «своего производства». Но после того, как узнала: виноват в этом не ее чихуахуа Роджер, а я, то сразу же простила, хоть и по велению родителей, я целую неделю помогала ей с цветами.
В Лилином доме все время пахнет то джемом, то пирожками с рисом и яйцом, то шарлоткой. В кухонном шкафчике она хранила чайный сервис ручной работы, подаренный моим дедом. Так из него ни разу не попила. В «Морсе» перемешаны два цвета – желтый с зеленым: желтый диван, зеленые кухонные шкафчики, желтый стол, зеленые подушечки для дивана, которые еле выдерживали мою голову.
И деда моего она прекрасно знала, и первый стих про меня читала.
За эти десять лет Лина не изменилась: такая же сплетница, одета очень просто, а ее дачные шлепки, которые она ни снимает ни летом, ни осенью, не состарятся до конца наших дней – прелесть. Кажется, я так и не узнаю ее возраст – спрашивать без повода неприлично, сама она постоянно увиливает от подобных обсуждений. Лина постоянно хвалит себя за высокую работоспособность и легкость на подъем. И меня хвалит, впрочем, как и каждого ребенка любого из гостей. Признаться, такая непринужденность украшает. Только ее.
«Где ее муж?» – вопрос человечества.
Родители действительно ждали. Да, чувства времени в моем сознании не совсем в норме, раньше мама с папой переживали, отпуская меня бегать по территории базы, но, когда поняли, что я всегда возвращаюсь, перестали нервничать. Вхожу. В комнате были все, кроме одного.
– А где Сережа?
– Я позвала, сказал: «скоро спустится», – все-таки мама была обеспокоена.
– Иди-ка позови его. Долго он там? – добавил папа.
Михаил Дмитрич кивнул.
Поднимаюсь на второй этаж. Так не привычен свет, горящий не в моей комнате. Тихонько открываю дубовую дверь:
– Можно войду?
Вещи раскиданы, не разобраны. Тот лежал на кровати.
– Чего тебе?
– Не хочешь чаю? Тебя внизу мама заждалась.
– Скажи,
