вскочить на ноги, но Брессинджер протянул руку и остановил его.
– Нет, меня там не было, – сказал он. – Я стал легионером только через год. – Пристав указал на бар. – Пойдем, я тебя угощу.
– Я тебя узнал, – настаивал незнакомец. Он пошатнулся. – Ты убил моего товарища. Перерезал ему горло.
Брессинджер демонстративно глянул ему за спину.
– Ты здесь один, дружище?
– Признавайся! – внезапно заорал пьянчуга. Я вздрогнула, но Брессинджер и сэр Радомир не шелохнулись.
– Проваливай давай, – велел ему бывший шериф, кивком указывая на дверь. – Мы здесь не для того, чтобы поминать былые распри.
Незнакомец одну мучительную минуту топтался на месте, а затем наконец уковылял прочь. Мы трое снова повернулись к столу.
– Казивар вас раздери, что это было? – спросила я.
Брессинджер, помрачнев, покачал головой.
– Ветеран. Выжил из ума, наверное.
– И что за Кьятаканский лес? Там была какая-то битва?
– Да. Он, похоже, из венландских. Выбрось его из головы, Хелена, просто у бедняги мозги набекрень съехали.
Мы еще немного посидели, но перепалка испортила нам настроение.
– Раньше я здесь с таким не сталкивался, – через некоторое время произнес Брессинджер. – В провинциях подобное случается, но не в Сове.
Мне вспомнилась наша первая встреча с сэром Радомиром и то, с каким презрением он отнесся к Дубайну и ко мне. В Рейхскриге шериф дрался против моих соотечественников, и это сказалось на его мнении о Толсбурге и выходцах из него. Теперь мы стали близкими друзьями, но порой я спрашивала себя: а стал бы он относиться к другим толцам с таким же уважением? Ответа я не знала, и одна только мысль об этом могла испортить мне настроение.
– Вот что бывает, когда правители начинают ворошить дерьмо, – пробурчал сэр Радомир. – Обычно мне нет дела до сованской политики, но если эти ваши «млианарские патриции» под видом полемики изрыгают лживый яд, то неудивительно, что простолюдины начинают делать то же самое. Они всегда подражают тем, кто выше их.
Брессинджер хмыкнул и допил остатки своего эля. Сэр Радомир сделал то же самое, и я последовала их примеру.
– Идемте, – сказал Дубайн. – Подышим свежим воздухом.
Мы вышли на улицу. Брессинджер снова возглавил нас и вскоре вывел на набережную реки Саубер. Мы оказались у одного из ее рукавов, такого же глубокого и широкого, как и два других. По водной глади все еще сновали верейки[2], но там, где стояли мы, было темно и безлюдно.
– Сколько времени ты здесь провел в общем? – спросил сэр Радомир Брессинджера.
Тот пожал плечами.
– Примерно несколько лет, – ответил он. – Кажется, я никогда не привыкну к этому городу.
– Да уж, такие места еще поискать нужно, – пробормотал шериф.
Я заметила, что мужчины решили отлить, и, воспользовавшись возможностью, поступила так же.
– Не знаю, из какой дыры вы трое вылезли,
Верейка – небольшая узкая гребная лодка, которую традиционно использовали на реках и в гаванях Англии для перевозки пассажиров. (
