style="font-size:15px;"> Справится, прежний-то ангел сверх всякой меры был разговорчив, про птиц проболтался часом.
С каждым ребёнком становится больше веры, с каждой улыбкой становится больше счастья.
Старая Берта живёт на краю деревни. Голуби рвут коготками узор на блузке. Тыквы гордятся боками, шумят деревья.
Луч проникает в окно – деловитый, узкий. Щурится хитрая Берта: приятель, осень. Спать уже надо, с утра заварганю кашу. Птицы однажды летать перестанут вовсе. Но не сегодня. Сегодня нужны пока что.
Берта – застиранный фартук, принцесса пугал – смотрит на звёзды, теряется, как иголка.
Снова старея, небрежно бросает в угол: кстати, свистеть до сих пор не умею толком.
Дракона не убьют
Дракона не убьют, принцессу не похитят, закроется тюрьма, откроется музей. Красивые поля утонут в малахите, весёлые лучи в небесной бирюзе.
На этом кончен бал, комедия финита, –
сказал один дракон, прихлёбывая чай. Офонарела ночь, и дверь была открыта. Осенний крупный снег, как с барского плеча, захватывал скамьи, деревья и балконы.
Дракон решил пройтись, разведать, что почём.
На самом деле он не выглядел драконом, а выглядел худым нелепым скрипачом. И сказочником, да.
Вот ящером едва ли. Никто не норовил писать с него портрет.
Его большой роман нигде не издавали,
поскольку это чушь, утопия и бред, зелёная тоска, и чушь, и бред – по кругу.
Вздыхал дракон-отец, тайком жалела мать.
И шёл один дракон к единственному другу в пекарню
за углом на скрипке поиграть.
Конечно, с детских лет и дураку известно,
что, если взял смычок и скрипку, – то звучи.
От музыки пышней, великолепней тесто,
и, как по волшебству, пекутся калачи.
Пока лежал листок, распятый на асфальте, про лучшие шкафы, которые купе, какие пироги рождались под Вивальди. А к булочке вообще причастен был Шопен.
Чудесный пекарь прав – нельзя совсем без плюшек. И кто-то вдаль глядел на пятом этаже.
И таял мокрый снег, переливались лужи.
Обратно шёл дракон, обдумывал сюжет
для нового труда: кленовая аллея, отважный паладин
на боевом коне.
Дракона не убьют, планета уцелеет, принцесса
за шитьём. И сказка о весне.
Волшебник
Ничего не понял он. Ничего. Не сумел обычное волшебство: полетать над миром, придумать сны. Пару монстров вызвать из глубины. Позывными мавок забить эфир. А он взял и маме купил кефир. Улыбнулся бабушке на скамье. Помахал вахтёру: привет семье. Выгибалась радуга над рекой. Да какой он сказочник? Никакой.
Ничего не вытворил. Ни шиша. Рассмешил соседского малыша. На разбитый локоть ему подул, то есть делал разную ерунду. По дороге к дому купил кувшин –
