сортов: ркацители и изабеллы. Первый был на редкость кислым, от второго характерный привкус и запах не выветривался никогда. Оба в промышленных масштабах потребления вызывали жуткую изжогу и прочие проблемы с пищеварением.
Неподалёку были виноградники с элитными “Победой” и “Кардиналом”, но нас туда не пускали. От бесплатной раб. силы ценный продукт охраняли вполне делового видя дядьки с ружьями, заряженными солью. Мы так думали. К счастью, никто это своими мягкими тканями так и не проверил.
Автобусы остановились на заасфальтированной площадке перед трёхэтажным пансионатом. Нас построили. Ситыч, щуря слепые глаза прошёл вдоль строя, выкрикивая наши фамилии, мы поочерёдно “якали”.
“Потому что дисциплина должна быть!” – говорил Ситыч, торжественно вздымая указательный палец.
Мы согласно кивали: кому, как не нам об этом знать.
Перекличка закончилась, в дороге ни усушки, ни утруски, все доехали до конечного пункта. Пересчитанные девчонки ускакали в пансионат. Их равномерно расселили по трём этажам, а мы на месте сразу оценили удобство перемещения до третьего по балконам без всяких акробатических навыков.
Сверкнула мне на прощанье улыбкой Светка Дейчева, прежде чем скрыться за углом. Я помахал ей рукой. Ну совсем не мой типаж. Ну вот ни капельки. Если не считать, что любовью нежною люблю девчонок живых и чуть сумасшедших. А тут всё присутствовало в превосходной степени.
Нас нестройной колонной пригнали на площадку, заросшую прижухлой за лето травой. По периметру стояло три плацкартных вагона на кирпичных подставках вместо колёс. Вместо некоторых окон зияли дыры, но это совхозников не парило. Пейзаж не вдохновлял. Зелень с кипарисами и магнолиями – это где-то там, в женском царстве ловких пальчиков электромонтажниц, расправляющих чистые простыни на кроватях с полированными спинками.
У нас – хардкор. Облупленные эмалированные умывальники под навесом, сушёная трава на плацу, сушёная трава до горизонта и труп поезда с советскими гербами по зелёной краске. Мы закинули сумки и заняли свои места согласно купленным билетам.
Купе проводников заняли двое служивых: Миша и Рома. Они быстро взяли на себя роль взводных. Мы не парились ровно до того момента, когда на рассвете следующего дня они встали в разных концах вагона с короткими арматуринами в руках. С воплями:
“Р-р-рота, подъём!”
они строевым шагом двинулись навстречу друг другу, молотя своими дубинами по облезлым поручням.
Тут, казалось бы, восстать, устроить им сталинградскую битву. Нас много, и поздоровее были некоторые, как друг мой Ванька, например. Но зачем? Утренний адреналиновый будильник был единственный причудой.
Зато мы быстро оценили, как удобно иметь прослойку между группой и Ситычем, лихую и безбашенную. На любую реплику мастера служивые рявкали, по-военному грасссируя, что-то не поддающееся переводу. Ситыч плыл и млел, эти звуки ласкали его слух, как нежное воркование опытного искусителя ласкает пушистые ушки наивной барышни. Удовлетворённо покивав, он мигом переключал своё внимание на
