я один сзади вытащу, – тихо сказал Саня, схватив нас за плечи.
Мы столкнулись лбами, обнявшись, как греки в танце сиртаки, горячим шёпотом обсуждая детали будущего преступления. Я говорил: "Сань, так нельзя, это воровство". Витёк отвечал: "Серый, он торгаш, спекулянт". Саня ухмылялся: "Ленин сказал: экспроприируйте экспроприаторов!". У меня аргументов не осталось.
Неспешной походкой опытного курортника я подошёл к продавцу. Он кланялся уходящим туристам с двумя арбузами в авоськах:
– Э! Лючшие арбузы на рынке у меня, все знают, завтра ещё придёте! – кричал он им вслед, одной рукой посылая воздушные поцелуи, другой запихивая деньги в карман фартука. – Щто тебе, мальчик? – Заметил он меня.
– Да ничего, – ответил я безразлично, – хожу, прицениваюсь. По чём арбузы?
За спиной торговца по узкому парапету, балансируя руками бежал Саня.
– А у тебя денги есть? – Нахмурился продавец.
– Конечно, – сказал я, стараясь не смотреть ему за спину. – У меня батя тут, сейчас подойдёт. Хотим пару арбузов купить на вечер… Покрупнее. Сколько кило?
– Дэвят копеек, мальчик. – торговец расплывается в сладкой, как его арбузы, улыбке. – Лючше цену не найдёшь.
Я вижу резкое движение за его спиной. Саня хватает с горы арбузов самый верхний, самый огромный. Он торопится, его тянет назад, и он чуть не падает с парапета. Ужас в моих глазах видит и торговец. Он оборачивается, видит похитителя, балансирующего на каменной ограде. Это тут она – низкий ряд камней с каменной плитой поверх, а с другой стороны – трёхметровая стена. Он открывает рот, чтобы громогласно обрушить на нас все кары небесные, общественное порицание и ближайший наряд милиции.
Что мне остаётся делать? Я со всей дури врезаюсь в него, валю на арбузы, которые лопаются под тяжестью его туши, умудряюсь выкрутиться из цепких рук, ввинтиться в толпу. Убегая, краем глаза вижу, как подбежавший с другой стороны Витёк хватает арбуз и растворяется в толпе, а Саня сползает туда, за стену, я вижу его руки, цепляющиеся за камень, и потом они исчезают: спрыгнул.
Мы встретились чёрт знает где: на пирсе недалеко от дачи какого-то греческого купца. Саня всё продумал. Запыхавшийся Витёк с арбузом, мокрый, хоть выжимай; прихрамывающий на правую ногу Саня и я, красный, как Чингачгук Большой Змей. Мы плюхнулись на край бетонного волнореза, ржём, как три совсем не белых коня: преступники, сделавшие, вроде, что-то дурное, но на таком кураже, что страшно: вдруг понравится.
В санаторий с похищенным сокровищем пошли обходными путями, через узкие улочки Феодосии.
– А это откуда? – строго спросила нянечка около нашей палаты.
– Купил, – обиженно ответил Витёк, бережно прижимая арбуз к груди. – У меня деньги есть.
Соседи по палате загалдели:
– О, арбузик!
Но Саня ответил грозно:
– Это для дела! Руки убрали!
И все угомонились. Он у нас самый сильный был, единоборствами увлекался.
Ну так это: идём мы идём, всё никак не дойдём.
