алмаз, – пододвигаемся мы ближе и цокаем языками. – Давай, Степ, запыживай.
Насвистывая какую-то мелодию, Чмур достает из ящика стола индивидуальный пакет, отрывает кусок бинта и обильно смачивает его спиртом. Потом то же самое проделывается с иголками, и таинство начинается.
– Т-твою мать, – шипит побелевшими губами Витька, и на его лбу выступает пот.
– Ниче, – строча макаемыми во флакон иглами по контуру рисунка на руке, – тянет Чмур. Из возникающих проколов струится кровь, которую, время от времени, он промокает бинтом.
Зрелище не для слабонервных, и мы с Жорой закуриваем.
– А мне? – хрипит Витька, и я даю ему несколько раз затянуться.
Минут через пять Степа откладывает иглы в сторону, дает Витьке немного отдохнуть и тоже тянет из пачки сигарету.
– А вот вам военный анекдот, – окутывается он дымом. – Наш боцман рассказал.
Притаскивают, значит в госпиталь после боя моремана. Конец осколком оторвало. Кладут на стол, врач зашивает, что осталось, а операционные сестры, видят на обрубке наколотые буквы».. ля». Приходят после операции в палату и интересуются «товарищ краснофлотец, а что у вас на пипке было написано? Валя, Оля или Юля?»
Тот посмотрел на них и говорит – там было написано «Привет ивановским ткачихам от моряков Севастополя».
– Га-га-га! – корчатся все от смеха, и Жора давится сигаретой.
Потом таинство продолжается.
Спустя час работа завершена, и на багрового цвета Витькином предплечье, красуется синяя наколка.
– Да, сделано путем, – после тщательного осмотра констатирует Жора.
– Какой разговор, – пожимает плечами Чмур, и еще раз протирает спиртом свое творение. Через пару дней опухоль спадет, и все будет в ажуре.
Потом мы разливаем остатки в извлеченные Чмуром кружки, разводим водой из крана и «обмываем» наколку.
На следующее утро у Витьки поднимается температура, и мы тащим его после подъема флага в корабельную санчасть.
– Докололись, мать вашу! – возмущенно орет на нас лодочный врач Алубин, и, осмотрев больного, сует ему горсть таблеток. – Пей!
Впрочем, орет он не совсем искренне. У старшего лейтенанта тоже имеется наколка. Причем весьма импозантная и выполненная цветной тушью.
Затем он что-то черкает в журнале приема, определяет Витьке один день постельного режима, а мы уходим на лодку.
В следующую субботу, в окружении прочих интеллектуалов, Допиро целеустремленно «забивает козла» в кубрике, к Чмуру отправляются еще два клиента, а великий художник Бугров, в окружении почитателей его таланта, живописует на кальке, готовящегося к претворению в жизнь кочегара.
Как в воду глядел
Август. В высоком небе сияют россыпи звезд, со стороны степи порой наносит запах прохлады, в садах изредка падают перезревший яблоки.
Мы сидим на длинной
