быть намного хуже! На око страстное моё
Ты покушаться, как посмел!? Над ней же вилось вороньё,
На запашок слетев зловонный! Да чтобы шерсть кублом росла
В твоей пасти без числа!
Но не слыша смех задорный невидимки – шалуна,
Он сложил в карман котлеты в одеянье полотна.
Не до них уж как-то было. Не привычно ведь одежды
Плоть кололи словно шило. И побрёл, шатаясь Ник.
И головушкой поник ощущая резь ступнями.
Ник
– Словно камень в мою рану впился острыми углами.
Дал же дар! Чтоб кожа слезла. Эти боли, да тирану!
Сразу спесь бы в нём исчезла.
А маг, предвидя его муки, укорял себя за шутки:
«Перегнул я палку малость. И как же мне на ум взбрело,
Подымать с канавы старость – падаль, с глазками стекло?
В пору ж Ника не пугать, но похвалою поощрять.
Известно же куда идёт, туда, где тьма наивных ждёт.
Ох, и тварь – старуха злая. Дабы в зелье спрос подрос,
Свои чары рассылая, мучит хворями людей.
И не жаль колдунье слёз даже маленьких детей.
Но обходит её люд, хоть и надобно им средство.
Зная, что нашёл приют там и сам владыка мрака.
Оттого и нет соседства, кот лишь рядом да собака.
Но вражда их в каждом дне, коль пропитан злобой дом.
Вот только, очень нужно мне, чтоб погостил Никуша в нём.»
VI
Приноровился Ник ходить, не хромая, без заносов.
Пришлось терпенье проявить, чтоб избежать ему вопросов.
Он по тропе прошёл плотины, под ним в реке крошился лёд.
Но замечать не мог он льдины, уныло топая вперёд.
Терпя назойливость испуга, коль не простил его король.
В спасенье преданного друга совсем не видя свою роль.
Уже виднелся дом знакомый, его прибежище зимой.
Где тепло и ужин скромный он имел в пургу порой.
Но не только лишь сюда к еде да к печке его лапки
Тащили с радостью всегда, но и любовь вела до бабки.
Но отвергался он собачкой коль злость, рождённая обидой,
Была души её болячкой, к тому же вовсе не прикрытой.
И он хотел, идя к избушке, проститься с рыжею подружкой.
Да и с чуткою старушкой попрощаться на опушке.
Время быстро пролетело. Солнце спать уж захотело,
Когда Ник дошёл до дома, где было всё ему знакомо.
И скосившаяся дверь, порог обшарканный ногами.
И всё убитое годами унылый вид имел теперь.
Без забот сгнивая дружно.
Но как трудно начинать с людьми общаться было псу.
И бабку он позвал натужно. Но нюх заставил замолчать.
Когда в породистом
